В такой загул Купчик и шепнул ему: «Есть тут одна краля, прямо напрашивается в вашу компанию».

Поздно вечером хлопцы извлекли ее из дома и представили перед оловянными очами главного бандита. Тот облизнулся и потянул к ней свои корявые руки.

Естественно, она закочевряжилась. Естественно, что ее убили. Притом жестоко. Чтобы не будоражить народ, все-таки медсестричку в окрестностях знали хорошо и ценили, оттащили ее к реке. Там с грузом на ногах сбросили в воду.

— Под бережком спит твоя зазноба, — захохотал радостно и как-то безумно «военком». — Нырять и проверять будешь?

— Это уже не твоя забота. — Я едва сдержался, чтобы не ударить его.

Потом «военком» и еще двое его ближайших сподвижников повисли на суку. А один из пленных согласился открыть нам проход к убежищу Звира…

Глава шестнадцатая

Логачев, выслушав доклад о результатах нашей вылазки, решил:

— Ударим по Звиру всеми силами. Пусть заплатит!

Но ударить нам не пришлось. Немцы бросили на нас войсковые части. Сплошная проческа леса. Цепочки солдат. Лай собак. Пулеметчики, причесывающие пулями лес при малейшем почудившемся им движении. И проводники хорошие, явно из бандеровцев.

С потерями, но мы оторвались от них. Ушли еще глубже в леса. Там зализывали раны и собирались с силами.

А у меня ныли еще и душевные раны. Первые недели после того, как я узнал о страшной гибели Арины, не находил себе места. Не отпускали мрачные мысли. Тянула она меня за душу даже с того света. Во мне даже не любовь и привязанность звучали тонкой струной, а больше басовито гулко звенел ужас от того, как в наши страшные времена легко растоптать столь нежный цветок. Будто на плечи неподъемный груз повесили, и он к земле тянул. Краски мира блеклые стали. Да и мой вечный юношеский оптимизм сильно потускнел.

Это истинное мучение, когда засыпаешь с тяжелыми мыслями. Но даже во сне нет отдыха, а есть лишь кошмары. Хотя и просыпаться неохота: знаешь, что тяжесть этого мира никуда не ушла и тебе ее тащить дальше.

Через пару недель этих терзаний я уединился в землянке и рассек бритвенно-острым немецким ножом, который постоянно таскал с собой, запястье. Зашипел от боли и смотрел, как по коже течет кровь. На этой крови я и поклялся страшно отомстить Звиру. Неправильно это, что мы по одной земле с ним ходим.

Поскольку горестно-отчаянный настрой меня все не отпускал, я напрашивался на самые опасные задания. Это наконец заметил и Логачев. Вызвал меня к себе, налил горячего отвару из лесных ягод и трав. И по-отечески, сочувственно произнес:

— Ну что, Ваня. Знаю твою кручину. Но это не значит, что со смертью надо встречи искать.

— Да не ищу я с ней встречи! — возмущенно отозвался я.

Действительно, уж чего-чего, а смерти я не искал. Слишком много недоделанных дел накопилось. А искал скорее остроту жизни, ощущение опасности, сильных чувств, которые выбьют меня из тесного тусклого мирка скорби. И еще мне нужно во что бы то ни стало найти Звира. Или для начала хотя бы Купчика.

По поводу последнего была у меня кое-какая информация, и даже вылазки и засады мы делали, чтобы его прижать. Но это никак не удавалось. В результате нарвались на немецкий патруль, был ранен партизан, после чего командир запретил вылазки в личных целях:

— Людей и себя погубишь! Позволить такое не можем! А Звира и его палачей мы возьмем! Дай только в себя прийти!

Наступила зима. А вместе с ней пришли трескучие морозы. И наконец мы собрались на известную нам тайную лежку Звира с визитом вежливости.

Проводник-бандеровец не обманул — лежка была на месте.