– Поляки нашей семье, конечно, кровные братья, – вещал дед, воодушевленный возвращением России на свои исконные земли. – Но Польша СССР никак не сестра. А скорее шавка дикая, которая все норовила от нас кусок откусить. И то Гитлеру, то Чемберлену свое расположение продавала. Поделом, что теперь она под немцем.

Дядю Вислава бравый курсант-пехотинец дома не застал. Тот со всей семьей отправился в Львовскую область – укреплять органы советской власти, агитировать за новую жизнь и колхозы…

За два года Иван от учебы взял все, что смог. Ну а дальше жизнь покажет, чего он стоит. Скоро у него будет свой стрелковый взвод.

Летом 1940 года, получив лейтенантские кубики, вещевое довольствие и направление в Киевский военный округ, на только что отвоеванную Волынь, он приехал домой в законный уже командирский отпуск. Деда его направление не обрадовало.

– Ты учти, внук, народец в Галиции забитый, но себе на уме. И гниловатый. Западенец кланяется низко, но нож точит. Спиной ни к кому не поворачивайся. Ни с кем близко не якшайся – продадут. Не скоро мы поганый рабский дух из них выбьем…

Глава 5

Два года Дантист мотался по тюрьмам. Сокамерники сторонились его – репутация убийцы и психа шла впереди него, а то, что он убил полицейского, в тюрьме считалось почетным. Администрация, видимо, получив на его счет определенные указания, к его персоне относилась лояльно. Немало соратников томилось в застенках, что позволяло организовать свой тюремный клан. Только в одной камере националисты-поляки решили устроить выяснение отношений, но он отрезал:

– Кого сейчас не убью, того мои соратники с воли приберут. Вместе с семьями.

Подействовало. Больше к нему вопросов не было.

Летом 1939 года он вернулся туда, откуда начал свой путь, – в Краков. Правда, в другую тюрьму, располагавшуюся за городом.

А на воле происходили судьбоносные события. Страну поразила милитаристская истерия. С кем будет война, то ли с СССР, то ли с Германией, никто не знал, но в том, что Польша выйдет из нее победительницей, патриотически настроенная общественность не сомневалась.

Осенью 1939 года грянул гром – Германия вторглась в Польшу. Дантист знал, что это рано или поздно произойдет. Но даже самые ожидаемые события всегда случаются неожиданно.

В восьмиместной камере разгорались словесные баталии. Возобладало мнение, что самая смелая в мире кавалерия и непобедимые бронетанковые части Польши через неделю будут пировать в Берлине. Ведь по численности и вооружению польская армия немногим уступала немецкой, а где-то и превосходила. А еще есть знаменитый польский боевой дух, который удесятеряет силы каждого солдата.

Немецкие танковые клинья за несколько дней перемололи в труху и знаменитую польскую кавалерию, и пехоту, а гитлеровские люфтваффе безраздельно властвовали в воздухе. Руководители Польши сбежали в Англию задолго до окончания боевых действий, бросив на растерзание врага армию и народ, а потом гордо заявили, что теперь они «правительство в изгнании». Дантист только усмехался про себя. Иного от своры бесстыдных, грязных политиканов он и не ожидал.

Однажды конвоир постучал в металлическое окошко камеры и крикнул:

– Краков взяли немцы!

Началась новая жизнь, опасная своей неопределенностью. Немцы заменили охрану тюрьмы, оставив несколько человек из администрации. Ничего не было понятно – то ли заключенных отпустят, то ли расстреляют. У немцев с этим просто – антиобщественные элементы, и пуля в грудь.

Польшу Дантисту не было жаль. Наоборот, он испытывал чувство злорадства, представляя, что будут вытворять здесь озлобленные на поляков немцы. Гиена Европы Польша, как ее три года назад назвал британский премьер Черчилль, вполне заслужила свою незавидную участь.