Едва ли мне недостает литературных
способностей, кажется, они у меня есть, а с другой стороны, я в
этом пункте вовсе лишен честолюбия. Нет, происходит вот что:
реальность, которую я пережил некогда вместе с моими
товарищами, уже ушла, и хотя воспоминания о ней--самое ценное и
самое живое, что у меня осталось, сама она кажется такой
далекой, настолько иная на ощупь, по всему своему составу,
словно ее место было на других звездах и в другие тысячелетия
или словно она прибредилась мне в горячечном сновидении.
-- Это я знаю! -- вскричал Лукас с живостью. Только теперь
беседа наша начала его интересовать.--Ах, как хорошо я это
знаю! Видите ли, для меня, это же самое произошло с моими
фронтовыми переживаниями, Мне казалось, что я пережил войну
основательно, меня разрывало от образов, скопившихся во мне,
лента фильма, прокручивавшегося в моем мозгу, имела тысячи
километров в длину. Но стоило мне сесть за мой письменный стол,
на мой стул, ощутить крышу над головой и перо в руке, как все
эти скошенные ураганным огнем леса и деревни, это содрогание
земли под грохотом канонады, эта мешанина дерьма и величия,
страха и геройства, распотрошенных животов и черепов, смертного
ужаса и юмора висельника--все, все отступило невообразимо
далеко, стало всего-навсего сновидением, не имело касательства
ни к какой реальности и ускользало при любой попытке его
ухватить. Вы знаете, что я, несмотря ни на что, написал книгу о
войне, что ее сейчас много читают, что о ней много говорят. Но
поймите меня: я не верю, что десять таких книг, будь каждая из
них в десять раз лучше моей, пронзительнее моей, могли бы дать
самому благорасположенному читателю какое-то представление о
том, что же такое война, если только он сам ее не пережил. А
ведь таких, которые действительно пережили войну, совсем не так
много. Среди тех, кто в ней "принял участие", далеко не каждый
ее пережил. И даже если многие на самом деле ее пережили-- они
уже успели все забыть. Я думаю, что после потребности в
переживании у человека сильнее всего потребность забыть
пережитое.
Он замолчал и посмотрел отрешенным, невидящим взглядом,
его слова подтвердили мои собственные мысли, мой собственный
опыт. Помолчав, я осторожно задал вопрос: -- Как же сумели вы
написать вашу книгу? Он несколько секунд приходил в себя,
возвращаясь из глубины обуревавших его мыслей.
-- Я сумел это лишь потому,--ответил он,--что не смог без
этого обойтись. Я должен был или написать свою книгу, или
отчаяться, у меня не было другого шанса спастись от пустоты, от
хаоса, от самоубийства. Под этим давлением возникла книга, и
она принесла мне желанное спасение одним тем, что была
написана, безразлично, удалась она или нет. Это во-первых, и
это главное. |