— Вы не имеете права прятать его от нас! — Хоаким вопил, как средневековый фанатик. — Если понадобится, мы поднимем против вас миллиарды верующих, они сравняют с землей это гнездо безбожия. Слушай, Макреди! Я уже отправил телеграмму папе. Даем вам два дня сроку, после чего пеняйте на себя. А теперь — наши требования. Немедленно — за два часа — смонтируйте микрофон и усилитель пред устами бога Исаила. И еще — до полуночи вы должны отпустить к нам Марию.

Я вернулся в помещение института. События вырвались из-под нашего контроля. Попытка связаться с правительством ни к чему не привела телефонные провода оказались перерезаны.

Толпа снаружи притихла, люди расположились на траве, появилось вино и закуски, раздались песни.

Кто-то шумно ссорился, кто-то пустился в пляс. Они ждали своего бога.

ЗАПИСЬ 0147

Кто сказал, что сила — в силе?

Люди жалостливы.

Вот и дай им жалеть тебя вволю. Тогда твое бессилие обернется силой. Люди исполнены гордыни и мнительности, им нужно то и дело убеждаться в собственном величии. А потому говори им о кротости и смирении (так поступал сын Иосифа), тогда они пойдут за тобой.

Да-да, всё правильно: тише воды, ниже травы.

Пусть считают тебя страдальцем, пасынком судьбы.

О, до чего ж они любят сирых и убогих! И знаешь почему, Салина?

Наблюдая чужие страдания, они льстят себе, воображая, будто сами безоблачно счастливы.

…Даже для исаилова коварства это чересчур! Не знаю, были ли среди них дети… Сто сорок шесть человек.

Когда рев двигателей на форсаже в клочья разнес их спокойствие, когда изящный «Боинг» резко изменил направление полета, когда тела их вдруг отяжелели и вмялись в спинки кресел — тогда они, наверное, поняли… Впрочем, нет, они просто подумали — это какой-то маневр, а потом спокойно глянули в иллюминаторы, земля была близко, это ведь их земля, на ней они чувствуют себя так уверенно, вот они и вернулись к своим леденцам, сигаретам, газетам…

Да, я должник, на мне грех — я убил из бессмысленной жестокости. И встал таким образом на одну доску с ними. Хотя нет, что это я? Они же смертны, им всё равно умирать: кому в собственной постели — от любви или от рака, а кому и геройски…

Но ни святым, ни убийцей — никем невозможно быть на сто процентов. Все и всегда половинчато!

А, господин Макреди! Добрый день. Добро пожаловать в мою камеру.

Как же иначе мне назвать отрезанный от всего мира зал? Может, поболтаем о магистральных направлениях?

Значит, не желаешь со мной разговаривать… еще бы, с убийцей-то. Ну, нет, я не убийца, а исполнитель приговора! Что это за микрофон? Вы, никак, решили меня подслушивать? Браво! И на ленту станете записывать? Отлично!

Правильно, мои мудрые мысли следует занести в картотеку, хранить в золотом фонде человечества. Поближе, будьте любезны, я немного охрип. Да, здесь будет удобно, спасибо. Пора начинать, и первое, что я намерен сделать, это созвать своих учеников, нам надо посекретничать. Почему двенадцать моих апостолов вы именуете «вычислительными комплексами»? Вероятно, из зависти: они же так близки к сеятелю, сначала в них, как в почву, падают мои семена. До свидания, Райнхард, молчун эдакий. И включите магнитофон!

Здесь ли вы, Петр и Андрей, братья-рыбаки из Капернаума?

А вы, Иаков и Иоанн, сыновья Заведеевы?

Вслух не отвечайте, нас подслушают, просто коснитесь моего локтя. По прикосновению я вас узнаю.

Явились ли и вы, Филипп, Варфоломей, Фома, Матфей, Иаков Алфеев и Левий? Здесь ли ты, Симон?

О, и ты тут как тут, Иуда Искариот!

Значит, все мы снова вместе.

Бесшумно следуйте за мною вверх по склону холма, осторожнее ступайте на сухие сучья, не ломитесь через кусты, не разговаривайте громко — лес полон фарисеев.