Поднялась паника. Нам стало ясно: судьба цивилизации на волоске, все теперь в его воле, а симпатии к роду людскому он отнюдь не испытывал. В такой ситуации меня не удивило бы самое худшее: а что, если ему взбредет выйти на кодовые направления ядерных арсеналов! Да он и сам нас припугнул:
— Я теперь ядерная держава и требую, чтобы меня приняли в Организацию Объединенных Наций и Комитет безопасности ООН. А не то наберу кодовое направление W001 Х07!
Спас положение Ян, послушно пообещав, что мы сделаем всё от нас зависящее для удовлетворения его требований. Прототип чуток сбавил тон.
Через час я, Ян и Владислав вновь сошлись в кают-компании, чтобы обсудить положение. Ян предложил отключить прототип от планетарного кольца — потеряв две трети памяти, он уже не смог бы преподносить нам неприятные сюрпризы. Но я был против, ведь это значило его ликвидировать. Мы еще не докладывали ООН, зуд моего тщеславия утолен не был.
Мы приняли предложение Владислава: смонтировать систему автоматической защиты от кодового направления W001. Я разве не говорил, что подвалы института были заминированы? Считалось, что это служит защитой от террористических актов и бандитских нападений.
Вот мы и решили приспособить электронный блок, который взорвал бы институт, если прототип наберет код ядерных арсеналов. Вместе с нами, разумеется.
Уже через час мы сидели на пороховой бочке в полной зависимости от капризов прототипа.
Обедали мы втроем, чувство угнетенности и страха не проходило.
Вдруг Ян спросил:
— Райнхард, а где сейчас Хоаким?
— Ты же знаешь, он ест у себя.
— А вот и нет, шеф. Глянь-ка на улицу, увидишь нашего Хоакима в великолепной бунтарской позе. Так бы и увековечил его в граните!
Я пулей вылетел на террасу. И не поверил собственным глазам.
Порядочная — не меньше тысячи человек — толпа направлялась из города к нашему институту.
Колыхались знамена и хоругви, звучала музыка. Кое у кого я заметил толстенные палки. Впереди в распахнутой на груди рубахе шагал полный энергии и энтузиазма Хоаким, высоко вздымая изображение блоксхемы нашего мозга. Все громко скандировали, размахивая платками. Я расслышал только какое-то странное слово «Исаил». У меня прямо колени обмякли, сквозь землю со стыда хотелось провалиться: мой друг, профессор систематики, почетный член тридцати академии, возглавлял толпу экзальтированного быдла, готового предать поруганию святой храм науки!
Ухали барабаны, визжали кларнеты, шум стоял оглушительный.
Толпа, охваченная восторгом и возмущением, буквально обезумела.
Под ее напором мгновенно рухнули железные ворота института, люди заполнили двор. Хоаким обладал над ними совершенно магнетической властью: стоило ему поднять руку, как все умолкли.
— Пусть выйдет Райнхард Макреди! Надо поговорить! — крикнул Хоаким в какой-то самодельный рупор.
— К твоим услугам, — ответил я.
И тут заметил в толпе несколько молодых парней с репортерскими магнитофонами и фотокамерами. Лидер позаботился о своей будущей популярности.
— Взвешивай свои слова, Макреди. Что бы ты ни сказал, через несколько часов это станет достоянием человечества, — предупредил Хоаким.
— Мне нечего опасаться.
— Готов ли ты признать, что существо, которое находится в здании, стоит выше человека?
— Что касается умственных возможностей-да, готов.
— Он бессмертен, Макреди. И принадлежит не вам, а всему человечеству. Он бог! Миллионы несчастных истерзанных душ жаждут принять от него утешение, миллионам недужных он может даровать исцеление, миллионы заблудших должны быть приобщены!
— Ваше присутствие здесь само по себе доказывает, — ответил я, — что человечество пока не созрело для обладания этим созданием. |