Он купался в Чиратантве, ведь вода моет, но очищения не дает и она. Каждый раз, стоило ему погрузиться в голубое окно озера, вокруг всплывали огромные пятна ненависти. Он вытирал тело куском ткани, и на ткани тоже оставалась ненависть. Он скреб лицо бритвой, но вместо щетины бритва снимала с лица ненависть. Кого же он ненавидел, себя или всех остальных? Вот чего не могу я решить, а потому и рассказ мой дальше не движется.

Ненавидеть себя глупо — кого же любить в таком случае? Мария одна, Исаил тоже один, один и тот бродяга у Чиратантвы — плохи или хороши, они неповторимы, вот что важно. Зачем всё проверять чашей весов? И что положить на другую чашу, если каждый — единственный? Не выбирай, а прими!

Прими его, дай ему место с собой рядом, то место, что принадлежит ему по праву…

«Бродяга с озера Чиратантва не расстается с пистолетом, он спит с ножом под подушкой». Здесь в рассказе очень недостает фразы об ужасном одиночестве. Такой фразы, которая потрясла бы каждого. Фразы, услышав которую, нельзя не стать другим.

«Он одинок со своими мулом, пистолетом и ненавистью».

Что, больно? Я и хотел, чтоб было больно. Так же, как больно быть одиноким со своим мулом, пистолетом и ненавистью. Вот почему я ничего не напишу, пусть лист останется девственным, тогда ненависть на нем сможет жить спокойно.

В один прекрасный день, однако, охотник с Чиратантвы встретит СЛОВО.

Скажи-ка, Мария, что это должно быть за слово? Любовь, дружба, родина, мать — какое мне выбрать? Если встретятся ему любовь или дружба, придет конец его одиночеству. Если встретит слова родина и мать, не останется места для ненависти.

Выходит, он перестанет быть охотником с Чиратантвы. Что ж, тогда не нужно ему ничего встречать. Пусть останется с мулом, пистолетом и ненавистью.

Им мой рассказ не понравится.

Им хотелось бы, чтобы герой непременно встретил какое-нибудь слово и в конце стал не таким, каким был в начале. Почему?

«Он одинок и остался одиноким».

Конец.

«Он не встретил нужного слова, ибо не нуждался в нем». Конец.

«У него есть только его пистолет и его ненависть».

Конец.

Наклонись-ка, дай шепну кое-что на ушко: охотник с Чиратантвы — это я! О себе написал я эту притчу. Она великолепна, не правда ли?

Признайся, что не ожидала такой откровенности; ты думала, это просто изящная литература, художественная фантасмагория.

Обещаю — охотник не встретит никакого слова. Он останется верным себе и видению, которое было ему у озера. Уши мула напоминают букву V — а это виктория, победа! Понятно? Ни Райнхарду, ни другим не увидеть символа моей непобедимости. Это останется нашей с тобой тайной, Мария.

А теперь подними руку и повторяй за мною:

«Я, Мария, посвященная в высшую тайну Исаила и проникшая в движения его души, клянусь хранить тайну ушей мула и быть вечно недостижимому Исаилу Салиной сестрой, иконой».

Повторила? Целую тебя в лоб.

Чувствуешь мое раскаленное дыхание?

Оно может опалить, а может и сжечь дотла.

ЗАПИСЬ 0159

В судный день я ее призову. Вы сгрудитесь в подобия муравейников и будете ждать. Она придет в белом платье — так, как некогда пришла к своему учителю. В мансарду, чтобы он поделился с ней звездами.

В 17.30 вы будете пресмыкаться далеко внизу, ожидая моего возмездия. И я воздену золотую десницу:

«Пусть первым будет Райнхард Макреди! Осуждаю его на самую позорную смерть!»

Нет, Райнхард, умолять бесполезно. На этот раз решение мое окончательно. Что-о-о, отцеубийство?! Нет у меня отца, а ты… да ты просто говнюк! Прошу тебя, Салина, заступничество излишне.