– У меня создалось иное впечатление. Кроме того, полагаю, что она желала меня проверить. Если бы решила, что я представляю угрозу для вашего бога, попыталась бы меня остановить.

– Возможно. Она достаточно глупа и упряма, а еще полагает, что мы действуем во вред Оуму, но я бы никогда не сказала, будто ее лояльность ослабела.

– А вы действуете во вред Оуму?

– А ты полагаешь, он не знает, что мы делаем? – вопросом на вопрос ответила она. – Что мы могли бы совершить хоть что-то без его знания? Мы не позволим, чтобы остров распался на куски, а потом оказался под несбордийским или фииландским сапогом. Если будет необходимо, мы навяжем порядок силой.

– Вы не справитесь – ни сами, ни с поддержкой меньших кланов. Вас мало.

– Правда? Что ты знаешь об истинной силе, вор? В долине у меня больше сотни сестер и достаточно воинов, чтобы победить даже несколько больших племен, таких как оомни, к’варасы или мои гхамлаки.

– Но все они объединятся против вас.

Она улыбнулась – впервые за эти два дня:

– Вот именно.

Эта улыбка сказала ему все.

– Ох… проклятие.

Такой план пробуждал удивление своей смелостью и безумием одновременно. Победить разобщенные племена одно за другим – или заставить их соединиться в союзе против долины Дхавии, не в навязанном богом камелуури, но направляемых холодным и расчетливым прагматизмом. А что потом? Подождать, пока они изберут вождя, а после принести ему клятву и встать на службу? Предводитель мощной коалиции, в чьем распоряжении вся сила Черных Ведьм, может оказаться достаточно силен, чтобы удержаться на вершине. Так или иначе, но остров сделается объединенным, а ведьмы из долины будут править – напрямую или из-за спины коронованного глупца. Превосходно.

И отчаянно.

– Тысячи вещей могут не удаться.

– Единственные вещи, не удающиеся наверняка, это те, которые никто не пытается делать.

– Мудрость сеехийской ведьмы?

– Мудрость женщины, которая выбрала: отдать лучшие годы своему богу или встать рядом и смотреть, как все, что она любит, гибнет. Ты не поймешь.

Он очень старался найти в ее глазах злость или насмешку, но не мог. Она смотрела искренне и открыто.

– Не относись ко мне легкомысленно, – проворчал он.

– Не отношусь. Оум оценил тебя – более того, он удивлен. Ты сопротивляешься полубожественной сущности, хотя большинство людей давным-давно уступили бы ей. Наш господин сказал, что не понимает, что тобой движет, кроме глупого упрямства, но жаль, что ты не нашел для себя хорошей цели в жизни. Мог бы многого достичь.

– У меня была цель в жизни: хорошо ее прожить и не повиснуть на веревке слишком быстро, но с той поры, как я встретил тебя и твою мать в подземельях храма, пришлось мне, скажем так, заниматься другими вещами.

Они мерились взглядами. Она не опускала глаз:

– Если хочешь о чем-то спросить – спрашивай. Я обещала Оуму, что буду искренней.

– Хорошо. Она… – Альтсин колебался. Проклятие, в уме он вел этот разговор сотни раз и никогда не чувствовал сопротивления, когда намеревался это произнести. – Она знала, что случится, когда приказывала мне вытереть ладонь о рукоять? Знала ли, что меня может одержать нечто вроде Кулака Битвы?

Взгляд Аонэль смягчился:

– Знаешь, я ожидала другого вопроса. – Она странно улыбнулась. – А ответ: я не знаю. Моя мать тоже служила Оуму. Была одной из наших ведьм, которые отправились за границы острова, чтобы исследовать остатки древних времен.