Изменить размер шрифта - +
Склонился, уткнулся лбом в остатки стены. Несмотря на вечер, казалось, что они излучают тепло.

– И то, что ты боишься Объятий и соединения с божественным фрагментом души, – раздалось за его спиной. – Кулак Битвы, впрочем, тоже этого не желает. Объятие должно быть Объятием, а не смешением. Только не начинай рыдать мне в подол: ты говоришь все это женщине, которая родилась двадцать четыре года назад, а ее тело теперь в два раза старше – и которая наверняка умрет в ближайшие лет десять. Я не стою над пропастью – я туда падаю. А потому не жди от меня сочувствия, ведь я знаю, за что плачу своей жизнью. Кроме того, тебе все равно придется воспользоваться моей помощью, у тебя просто нет другого выхода.

– Нет? – горько рассмеялся Альтсин. – Правда? Оум проговорился, что татуировка – это барьер между душой человека и душой бога. Нечто, что отвращает или на время останавливает смешение. Я мог бы попросить украсить свою кожу такими татуировками, которые носили авендери. Помню их до мельчайших деталей. В Понкее-Лаа их сделает мне любой. А потом – можно перестать сражаться. Чтобы дошло до Объятий, необходимо согласие обеих сторон, а я бы ему его дал. И тогда мы могли бы заключить договор, разрешение использовать это тело в обмен на помощь с битвой против остального мира. Что скажешь?

Лес вокруг долинки наполнился испуганной тишиной.

– А? Я спросил: что скажешь? И я, девушка, обращаюсь не к тебе, а к твоему богу, который наверняка нас слышит. Мне надоело убегать и уклоняться. Всякий желает меня убить или прогнать. Если так, то, возможно, стоит перестать трясти кубком и посмотреть, какие кости выпали?

Стенка покрылась каплями росы, а воздух вокруг Альтсина внезапно загустел от мороза.

– Аонэль, прошу, не используй чары, – прошептал он. – Они на меня дурно влияют. А если твои сестры присоединятся, ты можешь заставить его показать, что он сумеет, – а я не стану сопротивляться. Клянусь.

Хватка холода разжалась. Зато голос ведьмы был словно ледяная сосулька, приложенная к затылку:

– Если позволишь ему Объять, судьба твоя будет хуже смерти.

– А теперь я живу как император, верно? Роскошь и свобода, да? Обзавидуешься. – Он медленно развернулся, поскольку что-то говорило ему: любое резкое движение превратит окрестности в ад – и взглянул на ведьму. Она прищурилась, а ладони ее, казалось, ткали материю из танцующих между них теней. – Кроме того, девушка, бóльшая часть моих воспоминаний – это воспоминания авендери: не самого Реагвира, а мужчины, который носил его в себе целые годы. Это не была плохая жизнь, уж поверь. Я все чаще подумываю о том, что она получше той, которая у меня нынче. Ты можешь перестать играть Силой? Я чувствую некоторое беспокойство.

Он не был уверен, но она ведь не знала об этом, а потому тени исчезли из ее ладоней, а вор улыбнулся со скрытым облегчением. Похоже, сражаться они не станут. Кроме того, взрыв злости и гнева подействовал так, словно он сбросил с себя старые обноски или прыгнул в воду. Альтсин чувствовал себя странным образом очищенным.

– Ты обещала мне искренность, потому я отвечу тем же. Не люблю иметь долги. – Он потянулся в мешок и вынул еще одну бутылку. – Я боюсь. Все время живу в страхе, что однажды проснусь, а меня не будет. Я цепляюсь за воспоминания о самом себе уже несколько лет, и каждый новый жест, ассоциацию или чувство стараюсь сравнивать с ними, проверять, схожи ли они.

Она не ответила, всматриваясь в него щелками глаз.

– Это путь в никуда. Кроме того, когда я смотрю на того глупого молокососа, каким я был, в голове у которого держались только пьянки и деньги, – мне порой хочется ухватить себя за башку и набить себе морду.

Быстрый переход