– И ты намерен просто сидеть и ничего не делать? – Голос ее тоже темен.

Хозяин поднимает голову, а лицо его искажает гримаса страдания:

– Он обещал.

– Агар? Знаю. Старые клятвы. Никакого вмешательства, никакого божественного влияния. А потому ты намерен сидеть и смотреть, как все разваливается?

– Они… не обманывают.

– Кто? Эйфра? Когда Владычица Судьбы подает тебе руку, лучше потом пересчитать пальцы. Она обманывает, врет и крутит всегда. Что произошло на Лиферанской возвышенности?

Сидящий на троне распрямляется, щурится:

– Почему ты спрашиваешь?

Кажется невозможным, но улыбка девушки становится еще темнее.

– Ох, ответы. Выраженные словами – и те, которые можно прочесть по языку тела. Случилась битва. И было сто тысяч или больше духов – племенная группа, что потянулась к своим живым потомкам. Сильные духи, которые могут сопротивляться призыву Дома Сна. – По мере того как прибывшая говорит, сидящий на троне, кажется, растет, делаясь все более могучим, а пламя, что танцует посреди зала, разгорается сильнее. – И были души, вырванные из тел стрелами, саблями и огнем, но нашлась одна, которая не пожелала уйти. И было страдание. Многочасовое, как в первые дни.

– Это не то, что ты думаешь!

Голос его повышается вместе с блеском огня. Отвечает ему жестокий смех.

– Ну вот, пожалуйста, сам Агар заглянул сюда сквозь свое Око. Глупец! Глупец! Глупец!!! Эйфра внушила тебе, что ты охраняешь Баэльта’Матран, а ты лишь привел к резне ее последователей, которую совершили у врат твоего царства. Теперь их кровь останется на твоих руках. Что ты скажешь ей, если не ошибся и это – пришествие?!

Пламя приугасает, и в его уменьшающемся свете лицо хозяина кажется запорошенной маской.

– Эйфра бы такого не сделала.

– Нет?! Она раздувает бурю в двух самых больших прибрежных городах континента. Здесь, в Коноверине, и в Понкее-Лаа. И делает это ловко, чужими руками, потому что дураки пытаются придерживаться старых клятв, – втыкает она отравленную шпильку. – В обеих бурях должны пострадать верные Баэльта’Матран. Зачем?!

После этого вопроса опускается тишина и тьма, потому что пляшущие посредине зала языки пламени почти полностью гаснут. Девушка перестает улыбаться, что превращает ее лицо, погруженное во мрак, в смертельно пугающую маску.

– Если в Понкее-Лаа дойдет до резни матриархистов и город станет фанатической теократией под предводительством нового божка, у меекханцев не будет другого выхода, как только ударить по устью Эльхарана и захватить его силой оружия, – продолжает она спокойно, тихо и без эмоций. – Они сделают это не направляемые милосердием к верным, но исключительно из-за холодного прагматизма. Посмотри на карту. Половина товаров из южной части Империи плывет по рекам к тому порту. Без тамошней торговли в их казне перестанет хватать денег на удержание армии, дорог, акведуков, чиновников – всей проклятущей Империи. У Меекхана не будет выхода, как только ввязаться в длинную и кровавую войну: сильнейшее государство смертных на континенте против армий, направляемых Объятым. Сила чародеев против Силы молодого бога. Что это были бы за битвы! И как бы пристально все за ними следили! Бессмертные и другие, что вынюхивают свои шансы. А здесь? Ты полагаешь, что убийство ста, двухсот тысяч верных Праматери не отразится эхом на Севере? Может, Империя и не пошлет армию, но наверняка введет эмбарго на торговлю с Коноверином. И тогда пустынные племена, лишенные заработка, начнут нападать на границы, их и ваши, а значит, там начнется партизанская война… Говоря иначе, взгляды всего мира будут устремлены на Анаары, Травахен и устье Эльхарана.