Похоже, они попали на начало представления. Мужчина в белом – когда бы некто имел какие-то сомнения, с глазами, закрытыми черной повязкой, – лежал на чем-то вроде софы, окруженный полуголыми женщинами. Поднял к губам бокал, одновременно пощипывая любовниц. За его спиной несколько оборванцев с рабскими ошейниками бегали туда-сюда, держа в руках окровавленные ножи. То и дело один из этих двоих прохаживался перед лицом слепца, демонстративно потрясая ножами и удерживаемыми в руках пучками палок с намалеванными на них искривленными ужасом лицами. Худшего изображения отрезанных голов невозможно было себе вообразить.

– Обенусий никогда не славились деликатностью. – Самий сунул в рот стебелек приморской травы и принялся жевать. – Но даже для них это…

Он махнул рукой.

Под дикую музыку перед глазами Деаны прошла целая череда фигур. Благородные воины в желтом, зеленом и коричневом сражались со взбунтовавшимися невольниками – всегда один воин против группы нападающих. Скорченный, одетый в черное карлик, путающийся тут и там, то и дело доливал слепцу вина, несколько девиц с лицами, закрытыми прозрачными вуалями, бесшумно всхлипывали в углу. Наконец появился гигант – выше остальных на голову – в серых одеждах, огромным мечом косивший десятки оборванцев в ошейниках. Женщины и дети кидали ему шелка под ноги, а он смело вступил в разложенный на земле багровый круг, чтобы под аккомпанемент оглушительной музыки сбросить серое и предстать в желтом и красном. Слепца грубо столкнули с ложа и притянули пред лицо нового властителя в Око, где он неумело скрестил с тем сабли и пал.

Пророчество будущих событий.

Все уже запланировано… Она не знала, кому принадлежал тот голос, что прозвучал в ее голове. Все было уже запланировано. Завтра состоится казнь. А потом новое Дитя Огня встанет во главе общей армии Камбехии и Коноверина и отправится гасить бунт. А затем два самых сильных княжества Юга, с Храмом Огня за спиной, напомнят всем, что старое название царства Даэльтр’эд должно зазвучать снова. Все во имя Агара Красного. Все, чему пытался противостоять Лавенерес, исполнится – вот только в десять раз хуже, чем опасался молодой князь.

А прошло всего-то тридцать дней с того времени, как она покинула дворец.

– Вижу, что на этот раз у них нет роли для пустынной львицы, – заметила Деана.

– Она исчезла. Ушла. А обещала…

– Не начинай. Он ранил меня. Воткнул отравленный кинжал в… – Она дотронулась до груди. – Ох, проклятие, зачем я тебе это объясняю? Что тебе до этого?

– Потому что я всего лишь княжеский слуга?

– Потому что ты ребенок. Сколько, собственно, тебе лет?

Он взглянул на нее со странным блеском в глазах.

– Меньше, чем нужно, – улыбнулся он пугающе печально. – И больше, чем мне хотелось бы. Я лишь княжеский погонщик слонов, его глаза…

Она вдруг поняла. Движением быстрым, словно удар пикирующей птицы, ухватила его за руку:

– Ты будешь там с ним? Как и те, кто остался при Лавенересе. Убьют тебя…

Его улыбка заморозила ей сердце:

– Не буду. Я отдал бы душу, чтобы быть, но он не прибудет на площадь на Маме Бо. Ему не позволят, поскольку это оказалось бы слишком символичным. А я… у меня другие обязанности. Я приносил присяги и обеты…

– Более важные, чем ты дал ему?

Деана не хотела, чтобы это прозвучало так: гневно, агрессивно, со скрытым обвинением. Он не ответил, подтянул колени к груди, спрятал лицо в ладонях.

Ох, перекладывать собственное чувство вины на других – так легко.