Он открывает рот, указывая на Деану, однако она вдруг делает шаг, двое стражников загораживают ей дорогу, она вкручивается между ними, бронированные лапы хватают воздух, а она, разогнавшись, переступает через границу Ока.

Огонь. Огонь везде. Окружает ее, она им дышит, желтый шелк скручивается, горят ее волосы, кожа, мышцы и кости. Горят легкие.

Вот оно как, понимает она вдруг, вот оно как, когда входишь в сердце бога. И понимает еще, как сильно Агар рискнул, отсылая частичку себя в мир смертных. Это место – фрагмент его реальности, ворота и, в определенном смысле, сердце.

Она распадается в пыль.

Глава 23

Нож царапает шею, кровь течет, и запах ее, кажется, привлекает внимание меча. Оковы стискиваются у Альтсина на запястьях, цепь как будто сокращается, словно сущность, скованная в форме большого меча, хочет притянуть его к груди.

Оум!

Нет ответа.

Сеехийский божок обманул его, наверняка затем, чтобы вор, веря в его поддержку, вообще решился на это безумие.

Обещанная помощь была лишь ловушкой, позволяющей божку избавиться от нежеланного гостя, убрать его с острова. У него не оказалось достаточно отваги или сил для сражения с Альтсином, а потому он выдумал сказочку о способе «излечения», чтобы вор поплыл в Понкее-Лаа и совершил там самоубийство. Это семя… было не семенем, а помощь Аонэль ограничилась тем, что та доставила его графу.

Глупец закончит там, где начал. Круг замкнулся. Пора умирать.

Но не так.

Альтсин отдернулся на несколько дюймов и уперся спиной в ледяной клинок. Как и предполагал, женщина с ножом стояла за тем, обнимая острие. Левой рукой она все еще держала его за волосы, в правой сжимала оружие. Между руками ее находился клинок Денготаага. Иначе и быть не могло.

– Что ты сделала? – Ее шипение наполнено было угрозой и едва сдерживаемой яростью. – Что ты сделала на Юге, Канайонесс?

– Я? Ничего. Я не использовала свои таланты, не влияла на человеческое сознание, не навязывала никому своей воли. Все происходит согласно вашему договору, придуманное людьми и руками людей исполненное. А он мне не нужен живым.

Младшая вдруг оказалась перед вором. Он почувствовал запах ее духов и легкое прикосновение к своему лицу.

– Прости. – Голос ее был серьезен, без обычного оттенка иронии. – Ты имел право на меня сердиться, полагая, что я тебя предала. На самом деле я искала тебя все эти годы, но он, – раскрытой ладонью она отвесила ему пощечину, и она предназначалась только Альтсину, – был упрям, глуп и ловок. Убегал, скрывался, защищался. Мне тоже приходилось убегать. Многое случилось. Когда-нибудь расскажу. А теперь ты должен это сделать. Покинуть это тело: наверху ждет другое, старше и наверняка более потрепанное, но зато снабженное татуировками.

Нож уколол его сильнее, и вор почувствовал, что кровь уже не просто сочится, но течет горячим ручейком.

– Прости? – В голосе Огевры послышался страх. – Значит, это ты сделала?

– Ты ведь не думаешь, что твой граф сам пришел к мысли о татуировках? Ему необходимы были указания и разъяснения. И можешь мне поверить, я не использовала колдовства, чтобы его убедить, золотце. Достаточно было сыграть на его амбициях, чувстве миссии и мании величия. Видение себя как первого за три с половиной тысячи лет авендери, ступающего по земле, он носил в своей душе уже годы. И решил, что после Объятий сумеет контролировать Кулак Битвы. Глупец. Неужели сапоги, что надеваешь, рассказывают тебе, куда ты должен идти? – Девушка снова похлопала Альтсина по щеке. – Сперва я хотела схватить вот этого, обездвижить и силой вытатуировать ему на коже барьеры. Я была и вправду отчаявшейся. Но теперь на это нет времени.