|
Так он богохульствовал, а потом отяжелел и свалился как сноп, а ксендз над ним экзорцизмы творил, чтобы отогнать от ослабевшей души бесов. - И скоро ли он опомнился? - Час целый лежал замертво, потом очухался, вернулся к себе и не велел никого пускать. На похоронах я ему говорю: “Михал, помни о боге!” Он молчит. Три дня просидел я еще в Ченстохове, жаль было его покидать, но только напрасно я стучался. Он видеть меня не хотел. Долго я размышлял, что делать, то ли ломиться в дверь, то ли ехать... Человека без помощи и утешения оставить? Вижу, однако, ничего путного не будет, и порешил к Скшетускому наведаться. Он да пан Заглоба, первые его друзья, может, и найдут путь к его сердцу, особливо пан Заглоба. Он человек сметливый, у него для всякого слово утешенья сыщется. - У Скшетуских побывал? - Был, да только без толку: они с Заглобой уехали под Калиш к ротмистру пану Станиславу. Когда вернутся, не знает никто. Ну, думаю, все едино мне на Жмудь ехать, вот и решил к вам наведаться, мои благодетели, все вам выложить. - В рвении твоем и благородстве я не сомневался. - Да только не обо мне, о Володыевском речь, - отвечал Харламп, - и признаюсь вам, любезные, я за его разум опасаюсь. - Господь не допустит такого, - сказала пани Александра. - Если и не допустит, то ведь Михал рясу наденет, как на духу говорю: за всю свою жизнь не видел я жалостней картины! А жаль солдата! Ох, жаль! - Как это жаль? Одним слугой господним больше будет! - отозвалась снова пани Александра. Харламп подкрутил усы, вытер рукой лоб. - Сударыня-благодетельница... Вот ведь какое дело - может, больше, а может, и нет. Посчитайте, почтеннейшие, сколько он еретиков да язычников на тот свет отправил, этим он спасителя нашего и пречистую деву богородицу больше, чем иной ксендз молитвами восславил. Поучительная история! Пусть каждый служит всевышнему, как умеет. И еще я вам скажу, средь иезуитов всегда кто-нибудь похитроумней его сыщется, а второй такой сабли во всей Речи Посполитой не найти! - Верно говоришь! - отозвался Кмициц. - Не знаешь ли, брат, где он: в Ченстохове али уехал куда? - Там я его оставил. Что потом было - не ведаю. Одно знаю. Не дай бог рассудок у него помутится или другая какая хворь, родная сестра несчастья, привяжется, останется он один-одинешенек - без родных, без друзей, без всякого утешения. - Да хранит тебя, друже, в святом нашем городе пречистая дева! - воскликнул Анджей Кмициц. - А уж доброты твоей вовек не забуду, был ты для меня названым братом!.. Все смолкли, пани Александра сидела задумавшись и вдруг, вскинув златоволосую голову, сказала, обратясь к мужу: - Помнишь ли ты, Ендрек, чем мы ему обязаны? - Коли забуду - гпаза у собаки занять придется, а то своими на людей глядеть совестно будет. - Ендрек, оставить его в беде грех великий! - Как это? - Езжай к нему. - Ах, добрая душа, золотое сердечко! - воскликнул Харламп и стал целовать ручки пани Оленьке. Но Кмицицу не по вкусу пришелся этот совет, он покачал головой. - Ради него я бы на край света поехал, но видишь сама... если бы ты, не к ночи будь сказано, здорова была, посуди сама. |
