|
И как Кетлинг ни удерживал его, пан Заглоба тут же встал и вышел. По дороге ему попалась как всегда бежавшая со всех ног Бася, и он ей сказал: - А знаешь, Кетлинг из-за Кшиси совсем голову потерял. - Не он первый, - отвечала Бася. - А тебе не завидно? - Кетлинг - кукла! Учтивый кавалер, но кукла. А я коленку об дышло ударила, вот! Тут Бася нагнулась и принялась растирать колену, одновременно поглядывая при этом на пана Заглобу. - О боже, будь осторожней! Куда ты так мчишься? - Кшисю ищу. - А что она поделывает? - Она? Целует меня бесперестанно и ластится, будто кот. - Смотри не говори ей, что Кетлинг голову потерял. - Угу! Не скажу! Пан Заглоба отлично знал, что Бася не в силах будет сдержать слово, оттого-то и придумал такой запрет. Он поспешил дальше, чрезвычайно радуясь своей хитрости, а Бася словно бомба влетела к панне Дрогоевской. - Я ушибла колено, а Кетлинг голову потерял! - закричала она еще с порога. - Не заметила в каретном сарае дышла... и бах! В голове зашумело, но ничего, пройдет! Пан Заглоба просил про Кетлинга не рассказывать. Говорила я, так и будет? Сразу сказала, а ты, верно, сглазить боялась. Я-то тебя знаю. Полегчало, но болит еще! Я про пана Нововейского никаких намеков не делала, он на тебя не глядел, а Кетлинг - ого-го! Бродит по дому, за голову держится и сам с собой разговаривает: люблю тебя, в карете и пешком... Бася лукаво погрозила ей пальчиком. - Бася! - крикнула Дрогоевская. - И на щите и под щитом... - Боже мой, боже, до чего же я несчастна! - воскликнула вдруг Кшися и залилась слезами. Бася принялась ее утешать, но, увы, тщетно, Кшися впервые в жизни так безутешно рыдала. Ни одна душа в этом доме не знала о том, что она и впрямь несчастна. Несколько дней была как в лихорадке - побледнела, осунулась, грудь ее вздымалась от тяжких вздохов, с ней творилось что-то необъяснимое; казалось, тяжкая болезнь настигла ее не исподволь, украдкой, а сразу, налетела как вихрь или ураган, воспламенила кровь, поразила воображение. Она ни минуты не могла сопротивляться этой силе, такой внезапной и беспощадной. Спокойствие оставило ее. Воля была подобна птице с подбитым крылом... Кшися и сама не знала, любит она Кетлинга или ненавидит, и страх охватывал ее, когда она себя об этом спрашивала; знала только, что из-за него так сильно бьется сердце и все помыслы только о нем, что он всюду в ней, с ней, над нею. И не найти от этого защиты! Легче не любить его, чем заставить себя о нем не думать; вот он стоит перед глазами, в ушах звучит его голос, им наполнена душа... И сон не приносил избавления от непрошеного гостя. Стоило ей закрыть глаза, как тут же являлся он, шепча: “Ты мне дороже целого королевства, дороже, чем скипетр, слава, богатство...” И лицо его склонялось так низко, что щеки девушки полыхали жгучим румянцем. Это была русинка с пылкою душой, неведомый ей прежде огонь, о котором она и не подозревала, разгорался все сильнее в ее груди, страх, стыд и какое-то невольное, но милое сердцу томление одолевали ее. Ночь не приносила покоя. Она чувствовала себя разбитой, словно от тяжких трудов. |
