|
Ты сдержанно улыбнулся, но не терял энтузиазма и продолжал ждать. Глядя на тебя, я представила себе, как попробую написать… изложить все на бумаге… «Вы хотите, чтобы я ушел, не так ли?» – спросил ты. Ты встал, поднял свое пальто с еще не высохшими на нем пятнышками дождя и грациозно склонился, чтобы поцеловать мне руку. «Нет, – сказала я, прижимая к себе блокноты. – Я не могу». Ты не спешил с выводами. «Возвращайся через две ночи, – продолжала я. – Обещаю, я верну блокноты, даже если они будут пустыми, даже если я всего лишь объясню на бумаге, почему мне не удастся восстановить свою потерянную жизнь. Я тебя не подведу. Но не жди ничего, кроме того, что я передам эти блокноты в твои руки». «Две ночи, – сказал ты, – и мы встретимся снова». Я молча следила, как ты выходишь из кафе. А теперь, как видишь, я начинаю, Дэвид. И прологом к повествованию, о котором ты просил, я сделала рассказ о нашей встрече. Глава 2 Я родилась в Риме, в эпоху правления Августа Цезаря, в год, называемый в вашем лето-счислении пятнадцатым годом до нашей эры, или же до Рождества Христова. Все упоминаемые здесь события и имена реальны, я их не фальсифицировала, ничего не сочиняла, не выдумывала фальшивых политических решений. Все связано с моей судьбой и судьбой Мариуса. Я не пишу ничего лишнего из любви к прошлому. Я не упоминаю здесь имени своей семьи – у нее своя история, и я не могу позволить себе связать с этой повестью ее репутацию, деяния и эпитафии. Мариус, доверяя свою историю Лес-тату, также не назвал полное имя своей римской семьи. Я с уважением отношусь к такому реше-нию и следую его примеру. Вот уже более десяти лет Август – император Рима, и для образованной римлянки насту-пили чудесные времена: женщины обладали колоссальной свободой. В отцы мне достался бога-тый сенатор, у меня было пять удачливых братьев, я выросла без матери, взлелеянная целыми армиями греческих учителей и нянек, ни в чем мне не отказывавших. Да, Дэвид, если бы я действительно захотела заставить тебя потрудиться, я бы писала все это на классической латыни. Но я не буду. Должна сказать, что мои познания в английском язы-ке бессистемны, иуж конечно, я изучала его не по пьесам Шекспира. Странствуя и читая, я заставала английский язык на разных стадиях его развития, но ос-новное наше с ним знакомство состоялось в этом веке, так что я выполняю твою просьбу на раз-говорном английском. Для этого существует еще одна причина – уверена, ты поймешь, что я имею в виду, если-прочел«Сатирикон» Петрония или сатиры Ювенала в современном переводе. Самый современ-ный английский язык представляет собой подлинный эквивалент латыни моей эпохи. Официальные документы Римской империи не дают достаточного представления об этом. Однако надписи, нацарапанные на стенах Помпеи, говорят сами за себя. Наш язык был весьма изысканным, мы пользовались множеством весьма удобных словесных сокращений и устояв-шихся выражений. Вот почему я буду писать по-английски, это кажется мне в данном случае уместным и ес-тественным. Позволь мне вкратце отметить – пока действие приостановлено, – что я никогда не была, как выразился Мариус, греческой куртизанкой. Я действительно жила, притворяясь таковой, в то время, когда получила от Мариуса Темный Дар, и, возможно, он так описал меня из уважения к старым смертным тайнам. Или, может, быть, он присвоил мне этот титул из высокомерия – не знаю. Но Мариус прекрасно знал мою римскую семью; знал, что это семейство сенатора, не ме-нее аристократичное и привилегированное, чем его смертный род, что мои родственники, как и смертные родичи.Мариуса, вели свою историю со времен Ромула и Рема. Мариус не устоял от-нюдь не потому, что у меня 6ыли «красивые руки», как он сообщил Лестату. |
