Потом мы услышали рассказ преданной компаньонки в офисе этого театра и познакомились с таинственной газетной вырезкой, благодаря которой смогли идентифицировать Лютера Маккинли, или Джона Фосдика.

Этот рассказ, леди и джентльмены, был еще более любопытным, чем казался!

Марджери Вейн, безусловно, видела ту же вырезку, что и мы, так как мисс Харкнесс упоминала о ней в присутствии своей подруги. Но какие у нас были доказательства, что кто-то здесь, в Ричбелле, вырезал эту заметку из газеты, положил в конверт и отправил авиапочтой во Флориду?

— В то время, — ответил лейтенант Спинелли, — только никем не подтвержденные слова самой мисс Харкнесс. Она сказала, что леди Северн, должно быть, сохранила конверт, так как всегда все хранила. Вы попросили меня поискать конверт среди ее вещей в отеле — я поискал, но не смог его обнаружить.

— Элизабет Харкнесс была умна — мисс Вейн как-то заметила, что Бесс может придумать любой план. Однако она добавила, что Бесс не хватает твердости, и в этом была ее ошибка. Элизабет Харкнесс старалась по возможности говорить правду. Она даже призналась, что получала нью-йоркские газеты везде, куда бы ни отправлялась. Ей ничего не стоило вырезать заметку из газеты, полученной в Майами, и показать ее мисс Вейн, как якобы анонимно присланную по почте. А очень странная история, которую она нам поведала…

— Что такого странного в этой истории? — спросил Филип Нокс.

— Подумайте сами! — Доктор Фелл свирепо нахмурился. — По ее собственному признанию, мисс Харкнесс было известно, что Фосдик плывет на «Иллирии» вторым классом. Она решила, руководствуясь теми же данными, что и мы, что это Фосдик стрелял сквозь стеклянную панель, но тем не менее не сообщила об этом Марджери Вейн! В этом мы можем не сомневаться, так как в противном случае мисс Вейн тут же использовала бы это в качестве очередного оружия против того, кого она считала своим смертельным врагом. Если бы преданность Бесс свой подруге действительно не имела границ, в чем она пыталась нас убедить, то она, безусловно, упомянула бы ей об этом открытии. Однако мисс Харкнесс этого не сделала. Почему?

Наша отважная Бесс, пребывая в ночь с воскресенья на понедельник во вполне понятном напряжении, повторила свою историю несколько раз и лишь однажды слегка потеряла самообладание. Тем не менее она начала представать в несколько странном свете. По словам мисс Харкнесс, она была едва знакома с Джоном Фосдиком, и то много лет назад. Но в ее рассказе Фосдик присутствовал буквально повсюду. Симпатия к нему сквозила в каждом слове. Мисс Харкнесс даже в точности назвала нам его рост — пять футов восемь дюймов, в чем лейтенант удостоверился по паспорту. Как же это можно объяснить, если Фосдик ничего для нее не значил?

Но Кейт Хэмилтон следующей ночью снабдила нас ключом к разгадке. Она смогла это сделать, будучи единственным из членов труппы Марджери Вейн, входивших и в старую Уэстчестерскую труппу.

Каковы же были в те далекие дни отношения между молодым актером, обладавшим — цитирую — «поразительным обаянием», и, очевидно, весьма невзрачной и бесцветной молодой женщиной на год или два старше Марджери Вейн, которая жаждала внимания и никогда его не получала?

Фосдик соблазнил Бесс? Или это была всего лишь лишенная порывов страсти викторианская идиллия, перенесенная в 20-е годы? Здесь нам снова приходится вступать в область догадок, но мы можем не сомневаться, что она никогда его не забывала, хотя не встречалась с ним в последующие годы — бдительная Марджери этого не допустила бы.