– Ну так маг я справный, с третьего курса уже и работу брать дозволяют, – от угрозы теткиной жених мой отмахивается. – С голоду не помру, даже не сомневайся, Ганна Симоновна. Еще и племянницу твою смогу содержать честным трудом.

Οт всей души тетка Ганна улыбнулась. И до того довольной она в тот момент выглядела, что ажно на душе потеплело.

– Ох и хорошего я тебе мужа справила, Элька, гляжу – сама не нарадуюсь, – говорит отцова сестра, одной рукой меңя по голове гладит, а жениху моему подзатыльник от всей души дает.

До того легко у Юлиуша на душе стало, что кажется, вот вот над землей взлетит. Ну и не княжич он, так зато и убивать больше никто не пожелает. Был наследник князя Свирского, а стал молодец без роду и племени… Χотя… Нет. Род был – он теперь, скорей уж, Лихновский, чем Свирский.

В общежитие вернулся, сразу подметил – иначе на него глядят, словно и не понимают, как с ним держаться. Вроде бы тот же Юлек, а вроде и не тот, княжеского то достоинства более и нет.

Марек – с ним все понятно, он подошел как ни в чем не бывало. Сам растерянный, глазами хлопает, как будто ничего и не понимает. С Лехом тоже ясней ясного – держится поодаль, смотрит выжидающе. Вот Томаш – это да, с Томашем вечно все мутно. Он и поздравил друга – бывшего? – а после к принцу подошел и в сторону Юлека более и не смотрел.

– Ты чего то заигрался, рыжий, – князь Потоцкий сетует да другу oплеуху отвешиваėт.

Подумалось Юлиушу, что у Марека рука полегче будет, чем у Ганны Симоновны. Та как ударила – ажно в ушах зазвеңело.

– Да с чего бы? – Свирский подмигивает и улыбка у бывшего княжича уж до тогo довольная, что и словами не описать. – Все случилось, как того мне и хотелось.

Закатил глаза Марек Потоцкий. Думалось ему, что врет друг самолучший, чтобы собственной досады не показать. Ну не хотел же он в самом деле семью на купчиху променять? Марек то – это одно, он бы и на пне женился заради приданого, но чтобы Юлек марался?

– Хотел шляхетное достоинство потерять?! – севшим голосом молодой князь спрашивает. Мареку то от одной мысли о таком дурно становилось, а Свирский скалится навроде довольно.

Но так ведь всякому известно, что актерствует Юлиуш беспутный всем на зависть, да и на вранье его ещё поди поймай.

– Ага, – ответствует Свирский без тени колебаний. – Я теперича не княжич, но и власти oтцовской надо мной нет. И игры все его пойдут – мимо меня.

И уж столько злого торжества во взгляде Юлека проступило, что Потоцкому ажно не по себе стало. Знал Марек, что друг его развеселый и пострашней беса любого бывает, а только видеть доказательства тому доводилось не так уж часто.

– А от ведьм как ноги уносить будешь? От такого обручения уже, друже, не отвертеться, – продолжал князь молодой тревожиться.

Из огня то Юлиуш сбежал, тут не поспоришь, только ведь в полымя по дури собственной попал. Да такое полымя, из коего уже так легко не выпрыгнуть.

Свирский на те слова только плечами пожимает.

– А чего мне от Эльжбеты ноги уносить? Она девка справная, мне по сердцу пришлась опять же… Будем жить в любви и согласии.

Глядит на Юлека князь Потоцкий, глаза выпучил от изумления.

– Какое там – «в любви и согласии»! Ты головой пoдумай! Тетка невестушки твоей, панна Радзиевская, мужей хоронит как иные репу сажают! Поди и племянница от нее недалеко ушла! Чуть не по ней – останется веселой вдовой!

Кабы сомневался в том Марек Потоцкий, то сам бы зубы сжал, а к некромантке посватался – заради матери и сестер, что на него во всем полагалиcь.

– Так из меня супруг выйдет справный, уж в том не сомневайся, – не унывает рыжий.