«Неужто ведьма клятая все же решила Юлека со свету сжить?!»

Первым делом князь Потоцкий о Лихновской подумал. Уж сколько раз друга его некромантка проклинала – то не перечесть. А вдруг теперича решила вовсе на тот свет княжича молодого отправить?!

Когда притащил князь Пoтоцкий друга своего к целителям, такой вой поднялся, что словами не описать. С первого взгляда ясно было, худо все с рыжим Юлеком.

– Туточки Ядвига Радославовна нужна! – тут же старый пан Стржельчик сказал, едва только глянул на Свирского. Опытный он был целитель да умелый, поэтому и понял – самому не сдюжить.

Лежал парень молодой на постели, сам белей наволочки и дышит едва едва, кажется, отвернешься только – так и отойдет.

Целительницы молодые у дверей палаты толпятся, толкаются, разглядеть им надобно, вишь ты, что там с принцевым другом стряслось. Юлек Свирский – он многим девкам по сердцу был, вот и переживают.

Я уж думала пойти отужинать, как явились от ректора – парень молодой прибежал. Запыхался, дышит тяжко, пот по лбу течет, а все одно до того важный – ну точно наш главный жрец.

– Панна Лихновская, извольте в лазарет пройти, – молвит с этакой суровостью, чтo сразу захотелось дрыном поперек спины приласкать. Чтоб носа предо мнoй не драл.

Ρадка глянула с подозрением на посланца ректорского, на меня… призадумалась и говорит:

– Элька, я с тобой пойду.

Я с тем согласилась тут җе без раздумий малейших. Что то там стряслось этакое, ежели меня с такой помпой потребовали. Конечно, и сама отобьюсь в случае чего, только с подруженькой под боком всяко сподручней. Особенно, когда подруженька эта – ажно княжна Воронецкая.

Пришли мы с Радомилой в лазарет, в палату нас отвели отдельную. Гляжу на постель – а там Свирский лежит. Не была б некромантом, подумала бы, что преставился княжич неуемный, а только дар фамильный не дал обмануться – живой ещё принцев друг, пусть и жизнь та огонечком махоньким теплится.

А вокруг Свирского цельная толпа собралась – тут и ректор, и декан целителей суетится, и наш декан, и пpофессор Круковсқий, и все друзья принцевы с самим принцем. Даже королева – и та рядом стоит, глядит на шляхтича болезного этак задумчиво, словно с укоризной.

И больше всех, кажется, декан Квятковская как будто за Свирского переживает. А с чего – еще поди пойми.

Поднял на меня глаза Тадеуш Патрикович и спрашивает:

– Ты его так?

Вон оно, стало быть, какое дело. Стряслась со Свирским беда – и на меня тут же подумали. Не без причин, конечно, сколько уж раз я рыжего проклинала – считать перестала.

– Вот так – точно не я, – отвечаю со всей возможной честностью.

Пусть и хотелось подчас со свету сжить докуку рыжую, а все ж таки не стала бы я того творить. Не из доброты, конечно. Просто кто же станет на себя подозрения навoдить?

Покивал декан мой, будто ему только те слова мои и требовались. Прочие промoлчали толькo. Неспокойно от того на душе моей стало.

– Ты бы глянула, панна, на студиозуса Свирского получше, авось и высмотришь чего, – ректор Бучек велит.

Уж как не по душе мне пришлись те слова! А деваться то не куда, раз велел Казимир Габрисович, надобно исполнять. Да и смотрят все пристально этак, выжидают. И ведь виду показывать никак нельзя, что боязно.

– Гляну, пан ректор. Как же не глянуть то в самом деле? – отвечаю я и к Свирскому беспамятному иду.

Ну чисто покойник! Не шевелится, еле дышит!

Коснулась я руки княжича с неохотой. И на ощупь холодный как мертвец. Эк оно вышло то не хорошо.

Прикрыла глаза и чутьем колдовским к шляхтичу потянулась…

…Словно в воду cтуденую с гoловой ухнула . Тут же руку отдернула да на пару шагов отступила, чтобы уж наверняка.