Но он упорно отка зывался. Просил этот домик. До сих пор, верно, никто не знает, кем был этот человек раньше, что делал. Рыбаком он наверняка не был. Только когда немного поправился, он стал выходить с нашими в море и учиться этому делу. Лодку, которая там лежит, он купил у моего дяди, когда Сигурт Ходин сделал себе большой катер и предложил дяде стать его компаньоном.
— Говорят, он был большой чудак и человек очень скрыт ный, — заметил я.
— Да, —подтвердил полицейский. — Двадцать лет назад он был еще молодой, не больше сорока. Многие девушки Ломмы не отказались бы видеть в нем если не мужа, то хотя бы жениха (в Швеции принято до свадьбы заключать пробный союз. — Прим, автора). Но он ни на одну не смотрел, хоть были рыбаки, которые сватали ему своих сестер и дочерей. Ни с кем он не сдружился за эти годы. Кроме того, был католиком. Каждое воскресенье ездил в Лунд, в тамошний костел. Никто его не наве щал, по крайней мере, я ничего об этом не знаю, хотя трудно не знать того, что делается в Ломме, если родился и вырос тут. А о Шечекки я больше ничего не могу сказать. Только то, что рыбу он ловил всегда в одиночку и сам продавал ее, обходя дома. Люди охотно покупали у него, потому что он никогда не торговался, брал, сколько дадут. И товар, надо признать, у него был хороший. Такую отличную рыбу другие не ловили и со своих катеров. А он лучше потратит несколько дней и поймает лосося или угря, чем вытащит полные сети трески или сельди. И потом, рыба у него всегда была свежая.
— Он куда-нибудь ездил? — спросил Магнус Торг.
— Да. Как наловит побольше угрей да продаст их, так запи рает дом и исчезает на несколько дней.
— У него было шведское гражданство?
— Да. Принял его после восьми лет жизни в Ломме.
— А заграничный паспорт?
— Тоже был.
— Ездил за границу?
— Думаю, ездил. Иначе зачем ему паспорт? Года два назад он говорил мне, что был в Польше. Я даже спросил, не у родных ли. Он ответил: «У меня нет родных». На этом наш разговор за кончился.
— Ну, как там у вас? Кончили? — спросил Магнус Торг сотрудников технического отдела.
— Да. Можно взглянуть, что там внутри.
— Я влезу, — снова предложил один из полицейских.
— Хорошо. Но только осторожно. И сразу открой наружную дверь, по дому не ходи.
— Есть, — полицейский без труда открыл окно, исчез в доме и через минуту открыл дверь.
— Вы правы, — сказал он офицеру. — Этот старик мертв.
Мы с доктором Россом хотели войти в кухню. Через открытую дверь был хорошо виден старый поляк. Он лежал на боку, под жав ноги. Одну руку прижимал к груди, где пижама была про питана кровью. Лицо изрезано морщинами. Волосы редкие, седые и коротко остриженные. Черты лица, и так резкие, еще больше заострила смерть. На взгляд ему могло быть около семидесяти.
Я шагнул к двери, но Магнус Торг остановил меня.
— Сначала они.
Мы с доктором Россом, следователем и местным полицейским остались у порога. Сени были крошечные, не больше чем полмет ра. Ровно столько, сколько надо, чтобы сдержать резкие зимние ветры, дующие со стороны Дании, и чтобы снежная пыль не по падала прямо в кухню. Размеры другого помещения тоже были невелики. Дом построен из толстых сосновых бревен, только слег ка обтесанных. Утеплен стружками и мхом. В Лунде, в местном музее, я видел аналогичную постройку, насчитывавшую несколь ко сотен лет. Эта, наверно, была не моложе. О ее возрасте свиде тельствовал хотя бы тот факт, что здесь не было потолка. Просто на стропила с одной стороны была уложена крыша, а с дру гой прибиты оструганные доски. Между досками и крышей, наверно, для тепла был простелен камыш или солома.
В полу, сделанном из таких же досок, были широкие щели. Хозяин домика выкрасил пол в темно-вишневый цвет. |