Она вздохнула, открыла глаза и обеими холодными руками вцепилась в его предплечье. Видимо, считала, что он - единственная ее защита теперь. А Михаил Семенович читал и читал. Вплоть до Ломоносовского проспекта.
Вошли в дом молча, и только в столовой продюсер подал голос: распорядился насчет того, чтобы принесли выпить и поесть. Молча помыли руки, уселись за стол. Михаил Семенович разлил водку и прошептал:
- Что ж это такое?
Ему не ответили. Константин поднял старинный хрустальный лафитник:
- Мир праху всех убиенных.
Не чокаясь, выпили до дна. Кобрин поставил пустой лафитник на стол, обхватил голову обеими руками и повторил свой вопрос:
- Что ж это такое?
- Все-таки придется тебе, Мишаня, входить в долю к Кириллу Евгеньевичу, - вздохнул Константин.
- Нет уж! - яростно возразил Михаил Семенович, резко и точно разливая из графина по лафитникам. - У него свои дела, у меня - свои. И я своими буду заниматься сам.
- Всех своих врагов в порошок сотрешь? - горько поинтересовалась Даша.
- И сотру! - бодрился продюсер. Поднял лафитник: - Смерть врагам!
- Хватит смертей! - закричала Даша. Испуганный Михаил Семенович тут же заверил ее:
- Я же фигурально!
Константин положил свою ладонь на ее запястье и предложил свой тост:
- За то, чтобы все было хорошо.
- Очень хочется, но вряд ли, - помотала головой Даша.
* * *
Старинные английские напольные часы - одна из немногих уцелевших реликвий дома Горбатовых - трижды ударили в свои колокола. Кирилл Евгеньевич поднялся с бокалом вина (он пил только сухое) и, молча постояв, дождался полной тишины.
- К глубокому моему сожалению, мне, как вы знаете, придется сейчас уйти. Дела, дела, дела! - вдруг взъярился он. Но, глубоко вздохнув, задержал дыхание и взял себя в руки.- Давайте не забывать Даню, родные мои. Давайте не забывать нашу вину перед ним. Если мы это забудем... - Не договорив, он одним глотком опорожнил бокал. Притихшие родные и близкие послушно последовали его примеру. Глава клана выбрался из-за стола. Высокая, тонкая, словно с картинок прерафаэлитов, его жена Ксения последовала за ним.
В прихожей, поправляя на нем воротник плаща, она прижалась щекой к его груди.
- Когда тебя ждать?
- Не знаю, милая. - Он взял ее за плечи и, не глядя в глаза, с привычной лаской осторожно поцеловал ее в лоб.- Управишься здесь без меня?
- Управлюсь, - пообещала она.
"Тойота" повертелась по Басманным и остановилась у особняка, который явно подвергался щедрому капитальному евроремонту. Горбатов ухватился за ярко начищенную бронзовую ампирную ручку, открыл тяжелую дубовую дверь и вошел в белый с золотом вестибюль свой галереи. Служительница (она же кассирша) тотчас поднялась из-за строгого, красного дерева, стильного стола и скорбно (была в курсе трагических событий) и с достоинством (высшее образование) поздоровалась с шефом.
- Как наши дела? - дежурно поинтересовался Горбатов, поднимаясь по мраморным ступеням. Она ответила ему уже в спину:
- По-моему, хорошо.
Он шел через залы. Он любил их, любил и картины, развешанные по стенам им самолично. Любил, как взрослых детей, которые рано или поздно уходят из дома. Здесь почти не было случайных посетителей: по залам бродили знатоки и агенты богатых клиентов - тоже знатоки, но пожиже знатоков-бессребреников. Знатоки-бессребреники учтивыми молчаливыми поклонами приветствовали его.
Кабинет на двоих был обставлен карельской березой. Два дивана с высокими закруглявшимися спинками, четыре кресла-корытца, круглый стол в окружении изящных стульев. Два бюро у глухих, без окон, стен. За одним из них сидела молодая женщина и что-то старательно - не на компьютере, а ручкой - писала. Компаньонша и совладелица Галина Васильевна Прахова обернулась на звук открываемой двери, увидела Горбатова и резко встала. Спросила тревожно:
- Ну как ты?
- Я-то в порядке. |