Изменить размер шрифта - +
Она не пела песни, она пела себя. Свой безудержный темперамент, свою счастливую ярость, свое неостановимое озорство и открытое, почти беззащитное кокетство. Свой маленький мир она делала громадным и дарила, дарила, дарила его всем, выплеснувшись до дна.

Когда в конце первого отделения на сцену полезли с поздравлениями коллеги, которые - каждый по отдельности- безудержно рвались к оригинальности в своем восхвалении Дарьи, Константин попросил Михаила Семеновича:

- Выключи пока, а, Миша?

- Надоело? - твердо зная, что это не так, предположила Дарья.

- Вот такой ты была, когда мы с тобой познакомились,- вспомнил Константин. - В жизни.

- А теперь все - туда. Только туда, - Даша легким кивком указала на продолжавший юбилейное безумство экран. Экран безумствовал потому, то Михаил Семенович и не думал выключать его. Пригревшись в кресле, он сладко спал, во сне расплывшись в блаженной улыбке. Нравилось ему Дашино искусство. Даша встала, подобрала с пола пульт, выпавший из ослабевшей руки поп-магната, и выключила телевизор.

- Ты - замечательная артистка, Даша, - убежденно сказал Константин.

- Певица, - поправила она, усаживаясь рядом.

- Певицы - в Большом театре, - не согласился он. - А ты - артистка. От первородного понятия арт - художество.

- Каким ты был, таким ты и остался, - максаковским голосом спела Даша и рассмеялась. - Но не орел степной и не казак лихой. Начитанный мальчик из интеллигентной семьи. Даже пятнадцать лет плебейского футбола этого мальчика выбить из тебя не смогли. Как папа с мамой, Костя?

- Ты же знаешь, они семь лет назад в Ялту переехали. Квартиру поменяли, я малость доплатил, и стали они владельцами шикарного дома по соседству с чеховской дачей. А теперь то воды нет, то электричества. И газа опять же.

- Вот ведь несчастные. А ты им вернуться не поможешь?

- Если бы не отцовская астма, разве они из Москвы уехали бы?

- У кого астма? - всполошенно спросил хриплым голосом проснувшийся Михаил Семенович.

- Ты спи, спи. Не у тебя, - успокоила его Даша.

- Да не хочу я спать! - возмутился Кобрин. - Выпьем, а?

- Если только посошок на дорожку, - без энтузиазма согласилась Даша, а Константин попросил у энергичного после краткого оздоровительного сна Мишани:

- Дай мне эту пленку на день. Переписать.

Михаил Семенович бурно подхватился, подскочил к видеомагнитофону, выщелкнул кассету и протянул ее Константину:

- Бери. Дарю. Такого говна у нас навалом.

- Чего, чего?! - грозно не поняла Даша.

- Навалом у нас кассет с записью твоих концертов, - поспешно поправился деловой Михаил Семенович. - А ты у нас одна, золотце наше!

- Доиграешься, Миша. Обижусь, - предупредила она.- Который час?

- Девять, - откликнулся первым продюсер. - Двадцать один ноль-ноль.

- Пора. - Даша встала и попросила Константина. - Поедем ко мне, Костя?

- Восстановление и скрепление по новой брачных уз!- возликовал Михаил Семенович.

- Балбес. Мне просто ужасно не хочется быть одной за городом.

- А где Берта Григорьевна? - удивился Михаил Семенович.

- Берта Григорьевна - баба. А Костя - мужик, защитник.

- Сирых и обездоленных, - дополнил Константин и согласился: - Поехали, Даша.

- Я вас провожу. Самолично довезу. Развеяться мне надо.

- За рулем? - с опаской осведомился Константин.

- Да ты что? Я за баранкой лет пять как не сижу, - с гордостью сообщил продюсер.

Ехали через центр. По опустевшим к ночи московским улицам катить одно удовольствие. Редко задерживаясь на светофорах, "линкольн" по Комсомольскому, по набережной, по бульварам выкатил к Сретенке и, миновав проспект Мира, набрал приличную скорость. Настоящая Москва кончилась, и в поздних сумерках смотреть было не на что. Поэтому и заговорили. До разговора было время подумать, и Константин спросил всерьез:

- Сколько у тебя подопечных, Миша, в раскрутке?

- Что считать раскруткой, - оживленно обернул ся к нему Михаил Семенович.

Быстрый переход