Он глубоко и протяжно вздохнул, не меняя позы. Она с трудом стянула к коленям его трусы. И притихла, прижавшись к нему холодными сосками, теплым животом, горячим лобком. Когда все было готово, она перекинула через него ногу и с тихим стоном села на кол. Медленно и мягко, стараясь излишне не тревожить больное его тело, она поднимала и опускала свой маленький круглый зад, шепотом объясняя, почему она это делает:
- Это для тебя сейчас просто как лекарство, чтобы расслабиться. Ты лежи, лежи спокойно, я сама, я сама, я сама!
- А что это для тебя? - спросил Сырцов, еще не включившись до конца.
- А для меня это счастье быть с тобой, - ответила Даша, замедлив ритм перед последним приступом.
И вот он, последний приступ. Нет больных и здоровых, нет заботливых медсестер и страдающих пациентов. К черту лекарства! И уже он был сверху, а она внизу, и она на боку, и он на боку, и были вместе, прижавшись друг к другу в ожидании высшей точки и в судорожных схватках на высшей точке.
Она поцеловала его в ямочку на подбородке:
- Спи. Тебе обязательно надо хорошо поспать, - на всякий случай оставив ладонь на его животе, прилегла рядом и мгновенно заснула.
Заснул и он, сам себе приказав проснуться в восемь. В восемь утра ему необходимо было сделать телефонный звонок. Ровно через два часа.
22
Рассеянно поцеловав невыспавшуюся жену, Кирилл Горбатов, подхватив в прихожей подготовленный еще с вечера кейс, вышел сначала на лестничную площадку, затем во двор и - в город.
В город он выехал, конечно. Через квартал Кирилл прибил к тротуару свой автомобиль напротив знакомого телефона-автомата. При его образе жизни часто надобились телефонные жетоны, и он запасался ими во множестве. Услышав родной голос, Горбатов опустил пластмассовый кружок в щель и виновато заговорил:
- Это я, Галка, здравствуй. Я сегодня задержусь до двенадцати. Так вышло. Срочный звонок, и я не мог отказаться от свидания. Приду и все объясню. Не опоздаю, буду ровно в двенадцать.
Кирилл облегченно вздохнул и вновь уселся за руль. Через двадцать минут, ровно в десять, он был у своей галереи, у закрытого входа которой его ждал Георгий Петрович Сырцов, свежий, как огурчик, и элегантный, как рояль.
- Я не опоздал! - на всякий случай оправдался Горбатов, показывая Сырцову свои замечательные швейцарские часы. - Ровно десять. Здравствуйте, Георгий Петрович.
- Здравствуйте, Кирилл Евгеньевич. Я не в претензии,- успокоил его Сырцов.
- А что - закрыто? - удивился Горбатов, подергав бронзовую ручку.
- Вы же в одиннадцать открываетесь, - напомнил Сырцов.
- Но кто-то уже должен на месте быть, - раздраженно давя кнопку звонка, пояснил Кирилл.
- Две дамы уже прошли. Строго на меня так посмотрели. Видимо, решили, что я - потенциальный грабитель, и закрылись как можно тщательнее.
В дверном окошке появилось почтенное старушечье лицо.
- Открывайте, Марья Тихоновна! - крикнул Горбатов. Не "откройте", а "открывайте". Показал, что сердит. Мария Тихоновна пощелкала многими замками и открыла.
- Доброе утро, Кирилл Евгеньевич. А мы вас сегодня и не ждали. (Был вторник, когда, как все знали, хозяева галереи укрепляли спортом свое здоровье в бассейне или на корте.)
- Извините за невольную резкость, Мария Тихоновна,- устыдился своего раздражения Горбатов. - И доброе утро. Уже все на местах?
- Светлана давно в кабинете, а мы только что пришли,- доложила Мария Тихоновна и покосилась на Сырцова. Решив, что этот с хозяином, официально поздоровалась.
Они двинулись мимо Марьи Тихоновны, мимо вставшей у столика другой пожилой дамы, в одни ампирные двери, в другие ампирные двери.
- А куда мы идем? - недоуменно спросил Сырцов.
- Как куда? - удивился в свою очередь Кирилл. - В Данин зал. Двойной портрет в красном вас ждет. Вы ведь за ним пришли?
Сырцов, наконец, вспомнил, что в свое время ему сделали царский подарок. |