Брагин усмехнулся про себя, взял поудобней автомат и глянул на часы. «Что-то размяк ты, Колян, задумчив стал, это не к добру, — сказал он себе. — Куда денешься от родовой судьбы — с оружием родину защищать? С детства памятные леса, равнины и взгорья?.. А потом узнавать, что леса, равнины и взгорья трижды проданы налево, а родине на твою судьбу изрядно начхать…»

Прадед Брагина, лихой урядник-пластун, выслужил полный бант — четыре Георгиевских солдатских креста, — дошёл до офицера… и был без следствия расстрелян в подвале ВЧК. Дед, герой испанской и финской, был репрессирован по доносу и сгинул без вести в лагерях. Батя, потерявший ноги в Афгане, спился от безнадёжности и нищеты. До самого Брагина рука благодарного отечества пока ещё не дотянулась, впрочем, дело не дошло, но, вполне вероятно, всё было ещё впереди…

Стрельба между тем закончилась, как и обещал провожатый.

— Хорош, пехота! — заорал тот во всю мочь. — Свои.

Секунду висела тишина, затем с той стороны донеслось:

— Кто свои? Отзовись!

В хриплом голосе звучала досада: хрена ли палили, раз тут свои.

— Капитан Малыгин, третий батальон, — опять что было силы заорал провожатый. — Игорь, мать твою, никак ты?

— Покажись, — велел тот же голос, казалось слегка подобревший.

Капитан поднялся, и раздалась команда:

— Давай сюда.

Сюда — это за полуразрушенную кирпичную стену, в беспорядочную мешанину ящиков с боеприпасами, мешков с песком, оружия, лопат, ломов и прочего военного скарба. Гвардейским порядком здесь и не пахло.

— Семён, ты, — встретил провожатого другой капитан, без улыбки подал грязную руку. — Ну, привет-привет. Прости, брат, «махор» решил, что это «чехи» в атаку пошли, вот мы и… А это кто ещё с тобой?

Спросил громко, с вызовом, явно нарываясь на разговоры, — увидел вооружение, экипировку, отличные «забугорные» бронежилеты.

— Комбат приказал сопроводить и вывести в пятнадцатый квадрат, — пожал провожатый плечами и посмотрел на часы. — Ого, сколько натикало-то, блин, а нам ещё обратно бы дотемна… Ну что, брат, удачи, мы пойдём.

— Удачи и тебе. — Капитан пожал ему руку и с издёвкой посмотрел на группу Брагина. — А может, господа всё-таки передумают, останутся и займут позицию на левом фланге? Места там до хрена, хватит всем, только за вчера у меня двадцать «двухсотых»…

В голосе его было столько ненависти и муки, что Брагин улыбнулся ему и покладисто сказал:

— Да ладно тебе, капитан, остынь, не мы здесь командуем. Береги себя, пока. — Тоже покосился на часы, потом на серый небосвод и кивнул проводнику. — Пошли.

Легко сказать, пошли. Скорее рванули, где зигзагами, где перекатом. Перебежками по обломкам кирпича, бетона и стекла, старательно избегая открытых участков улиц… Так, что от пота щиплет глаза, бьётся в крови адреналин и пар валит от комбезов.

А вокруг… Зона Стругацких кажется парком отдыха: вывернутые с корнем столбы, стриженные осколками деревья, советской постройки дома, попавшие под советский же «Град»… И за пределом сюрреализма — наша сгоревшая техника. С пробитыми бортами, с кремированными экипажами, с многотонными башнями, оторванными взрывом боеукладки… Взгляд выдёргивал из общей массы странную конструкцию: танковое шасси, хитрая башня, ракетные направляющие, пухлый блин локатора… да это же «Тунгуска», зенитный войсковой комплекс для борьбы с воздушными целями.