– Что ж, я тоже поляк. По отцу… А заглянуть можно, пан Иозеф, отчего ж не заглянуть…

Завадовский поднялся и вышел. В окно Иозеф видел, как во дворе к нему подошел мальчишка. Кажется, в кармане шинели у лаборанта были леденцы, просыпавшиеся из худого кулька. Мальчик, конечно, знал о леденцах, наверное, не раз угощался. В жестах Завадовского, когда он общался с мальчиком, была какая-то робкая нежность. Иозефу почудилась в этой неловкости жалость к мальчику офицера, некогда лишившего, быть может, жизни его отца. Мальчишка быстро отправил конфетки в рот и принялся ловко сплевывать налипшую на них махорку.

– Вот, чем богаты нынче гей-славяне.

Гость уселся без приглашения. Достал из кармана шинели складной нож, быстро порезал сало, ловко разлил самогон, получилось ровно по полстакана.

– С прибытием!

– За знакомство.

Завадовский привычно, махом, выпил зелье и пососал кусочек сала. Иозеф, сделав над собой усилие, выпил треть стакана, поперхнулся, занюхал хлебом.

– Что, крепко? Да вы закусите, – сказал насмешливо Завадовский. И, сделав вид, что не замечает затруднений хозяина, спросил: – Добрались без приключений?

– Чудный возница оказался, – отдышавшись и нюхая корку хлеба, отвечал Иозеф. – Кажется, из хлыстов.

– Как же, как же: хлыщу, хлыщу, Христа ищу. Смиренные, а не знаешь, чего от них, от голубей этих, ждать. Новую власть приняли – не поморщились. А что ж, вы, большевики, им классово близки, они же тоже коммунизм проповедуют. Классово близки – это я правильно выразился на современном жаргоне? А то ведь сам Даль в нынешнем-то партийном волапюке ничего не понял бы… Поговоримте-ка лучше, как водится, у нас, у мужчин, о женщинах, – сказал он после паузы. – Как вам южанки?

– Южанки темпераментны, – сдержанно сказал Иозеф, чувствуя, что развязность гостя напускная.

– Слов нет, это, конечно, так, кто будет спорить. Но надо же делать и различия, важны нюансы. Цыганки, скажем, очень распутны, татарки блудливы, хохлушки сплошь гулены, а еврейки – те неприятно похотливы… Вот полячки – полячки прекрасны, это еще наш арап Пушкин верно подметил, хоть и среди них попадаются лярвы…

– Прямо Отто Вейнингер, – морщась, отозвался Иозеф. – Пол и характер какой-то женоненавистнический.

– Женоненавистник – это Чехов. А я ведь вам вашего Фридриха Энгельса излагаю, в чистом виде… А что до меня, то я баб люблю, потому и разбираюсь. И слушать их люблю, млеешь от глупости…

Да, высоко начал гость, вполне под стать вонючему чмурдяку, что предложил пить. Конечно, кем же еще этому офицеру его числить, как не большевиком, коли приехал Иозеф с мандатом от самого председателя Совнаркома Украины.

– Я не коммунист, – сказал Иозеф на всякий случай.

– Ну да, – кивнул Завадовский, разливая, но Иозеф прикрыл свой стакан ладонью. – Ад либитум, как говорится, то есть – как вам будет угодно… В партии, значит, не состоите, беспартийный большевик? Ну, как и я. Иначе нынче нельзя, иначе на работу не оформили бы. Но им, – ткнул он пальцем в потолок, – им и сочувствующие, как они выражаются, подозрительны. – Он попытался изобразить улыбку на своем мертвом изуродованном лице. Получилось страшновато. – Вот так. Строим новую жизнь, не правда ли? Как и мечтали поколения образованных людей России, когда вишневые-то сады рубили. Купец Лопахин ведь тоже поди раскольник был какой-нибудь… А впереди, так сказать, Исус Христос.