В этом году ему исполняется сорок, разведён, двое детей большие, заканчивают школу. На них оформлена его страховка, причём страховка оч-чень немаленькая, — мы, даже страхуясь через «Альянс» и в двух-трёх местах одновременно, вряд ли столько можем оставить своим в случае чего. Если выберемся, надо будет подумать на эту тему, зацепки мне Док оставил. Далее: он доктор медицинских и кандидат технических, все три его диссера по закрытым темам, так или иначе связанным с действием или применением наркотиков. Материал на кандидатскую по медицине он набирал где-то в Юго-Восточной Азии, три с лишним года ползал там на брюхе в составе наших спецгрупп. Одним из практических развитий тогдашних его наработок стал «макоед», плесневый грибок, избирательно и навсегда поражающий именно маковые посадки…

Потом он увлёкся идеей применения наночипов — вначале как средства борьбы с наркозависимостью, а потом — как некоей вытесняющей альтернативы. Тогда я не был уверен, что правильно его понял, теперь вижу — нет, всё в точности. Например, ряд наркотиков усиливают в десятки раз креативные способности мозга — но они же блокируют способность человека эту повышенную креативность зафиксировать и при желании — воплотить во что-то; известно, что под кайфом не написать гениальных стихов… Так вот, теперь уже теоретически понятно, как без всякой химии креативность поднять — при этом без блокирования выхода её наружу. То есть каждый может стать гениальным поэтом? — уточнил я. Да, сказал док. А зачем нам столько? — спросил я. Не нам, сказал док, это для того, чтобы им было хорошо. Писать хорошие стихи — это ни с чем не сравнимый кайф…

Потом за нами прилетели, к сожалению, и разговор прервался.)

Без четверти одиннадцать на палубу сел Ка-128, и тут же нам сообщили, что высадка откладывается по крайней мере на два часа: обещанная сплошная низкая облачность задерживалась…

34.

Ка-128 — единственная машинка, которую мне довелось пилотировать от взлёта до посадки. Это было незадолго до казуса со Скифом и роспуска группы… долго рассказывать, да и ни к чему; в общем, случилось так, что нас надо было вывозить, вывозить срочно, а ждать штатного борта у нас не хватило бы патронов. И я решил — да долбись оно всё конём, не видел я ни одного лётчика, у которого мне хотелось бы чему-нибудь научиться. И вообще: все машины делаются одними и теми же людьми и по одной и той же логике.

В сущности, так и оказалось. Самое сложное было — найти, чем запускается двигатель…

Так что лёгонькая универсальная машинка Ка-128 — это для меня что-то вроде первой и единственной женщины, я к ней не могу быть равнодушен.

Я с удовольствием смотрел, как она танцует над палубой, касается надувными поплавками настила и не замирает, а продолжает покачиваться, а потом — как из салона толстой задницей вперёд выбирается генерал, а за ним копошится тоже что-то очень знакомое, рыжее с макушки.

Хорошая была песенка: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…»

Что-то подобное чуть позже исполнили и высыпавшие на взлётную палубу ребята. То есть они орали погромче, погрубее и с разными выражениями, но было понятно, что им это в кайф — в смысле, прилёт Лисы; вряд ли они имели в виду генерала. Не орал только Скиф.

Он подошёл ко мне и тихо сказал:

— Ну ты и подонок.

— А я что? — ответил я голосом лошади из анекдота про виски с гречневой кашей. — Я и сама охуела.

Он вряд ли поверил, но формальные придирки я отсёк.