Тоузьер фыркнул:

— Это — безумие, но в этом что-то есть. Извините, Ник, за то, что я на вас напустился, но вы же ничего толком не объясняли. — Он печально кивнул головой. — Я вас понимаю, доверять в этом деле никому нельзя. Ладно, считайте, что я с вами.

— Спасибо, Энди, — произнес Уоррен тихо.

Тоузьер подозвал официанта и заказал еще виски.

— Я думаю, вы были правы, выбрав Джонни Фоллета. Когда речь идет о деньгах, Джонни прежде всего заинтересован в том чтобы поскорее получить свою долю, а как он ее получит, его особенно не заботит. Но все равно, хорошо, что он с нами, и его можно использовать, пока вы его крепко держите на крючке. Кстати, чем вы его взяли?

— Разве это имеет значение?

Тоузьер пожал плечами:

— Пожалуй, нет. Хорошо, а что вы думаете о Спиринге?

— Он прибыл сюда с одной целью — добыть морфий из опиума. Я в этом абсолютно уверен, — сказал Уоррен. — Вот почему он вчера отправился на оптовую фармацевтическую базу. Он там заказывал нужные ему вещества.

— А какие именно?

— Специальная фармацевтическая известь, метилен-хлорид, бензол, амиловый спирт, соляная кислота. И еще химическая посуда. — Он сделал паузу. — Я не знаю, намерен ли он тут же извлекать из морфия героин. Если да, то ему будет еще нужна уксусная кислота.

Тоузьер нахмурился.

— Объясните мне, наконец, какая разница между морфием и героином?

Принесли виски, и Уоррен подождал, пока официант отойдет, затем объяснил:

— Морфий — это алкалоид, получаемый из опиума сравнительно простым химическим процессом. Героин — это морфий, у которого изменена молекулярная структура. Это тоже сделать несложно. — Он усмехнулся. — Для этого сгодится любая хорошо оборудованная кухня.

— Ну а разница-то в чем?

— Ну, героин растворяется в воде, а морфий нет. А так как человеческое тело состоит в основном из воды, то он легче усваивается. Он в целом более эффективен, и привыкают к нему значительно быстрее.

Тоузьер откинулся на спинку стула.

— Значит, Спиринг собирается добывать морфий. Но где? Здесь, в Иране? И как он будет доставляться на побережье? То ли через юг, к Персидскому заливу, то ли через Ирак и Сирию к Средиземному морю? Массу вещей предстоит выяснить, Ник.

— Да, — мрачно подтвердил Уоррен. — Есть еще одна загвоздка. Я ее даже не обсуждал с Хеллиером.

— Какая?

Уоррен изрек:

— В Иране нет опиума.

Тоузьер в недоумении уставился на него.

— Мне казалось, что весь Ближний Восток буквально завален этой дрянью.

— Так оно и есть, и так оно и было в Иране, пока здесь правил старый шах. Но этот молодой — он же реформатор. — Уоррен облокотился о стол. — При старом шахе все катилось в тартарары. Он управлял Ираном на манер римского императора. Чтобы ублажить народ, он удерживал цены на сильно заниженном уровне. Это была самоубийственная политика, потому что фермерам было невыгодно сеять хлеб, и вместо этого они стали разводить опийный мак — дело гораздо более прибыльное. Стало быть, хлеба становилось все меньше, а опиума — все больше. — Он состроил гримасу. — Шаху это было на руку, так как он ввел монополию на опиум. Существовал и правительственный налог на производства опиума, так что шах имел свою долю от каждого фунта.

— Ничего себе, — сказал Тоузьер.

— Это еще не все. В тысяча девятьсот тридцать шестом году Иран производил тысяча триста пятьдесят тонн опиума, а мировая потребность в медицинском опиуме составляла всего четыреста тонн.