Едва скрипнет паркет, он
хватается за пистолеты, воображая, что под его кроватью спрятался либерал.
Тотчас же по всему дворцу звенят звонки, и дежурный адъютант отправляется
будить министра полиции графа Моска. Явившись во дворец, Моска отнюдь не
отрицает наличия заговора, - напротив, один на один с принцем,
вооружившись до зубов, он осматривает все уголки его покоев, заглядывает
под кровати, - словом, вытворяет всевозможные глупости, простительные лишь
какой-нибудь боязливой старухе. Все эти предосторожности и самому принцу
показались бы до крайности унизительными в те счастливые времена, когда он
сражался на войне и убивал людей только в бою. Он человек неглупый, и,
принимая такие предосторожности, сам видит, как они смехотворны; огромное
влияние графа Моска зиждется на том, что благодаря его дипломатической
ловкости принцу не Приходится при нем краснеть за свою трусость. В
качестве главы полиции Моска настаивает на необходимости заглянуть под
кровати, диваны, столы, кресла и, как говорят в Парме, даже в футляры
контрабасов. А принц противится этому и высмеивает своего министра за
такое чрезмерное усердие. "Это вопрос нашего престижа, - отвечает ему граф
Моска. - Подумайте, какими язвительными сатирическими сонетами разразятся
якобинцы, если мы допустим, чтоб вас убили. Мы защищаем не только вашу
жизнь, но и свою честь". Правда, принц, видимо, лишь наполовину верит
этому; если на другой день в городе кто-нибудь осмелится сказать, что во
дворце опять провели бессонную ночь, главный фискал Расси отправляет
дерзкого шутника в крепость; а уж если человек попадет в эту высокую
обитель, _на сквознячок_, как говорят в Парме, - поминай, как звали:
только чудом он оттуда выйдет.
Граф Моска был военным; в Испании он раз двадцать с пистолетом в руке
защищался от внезапных нападений, оттого-то принц и предпочитает его
Расси, существу гораздо более угодливому и низкому.
Несчастных узников крепости держат в одиночках, в строжайшем заточении,
и о них рассказывают страшные истории. Либералы утверждают, например, что,
по приказанию Расси, тюремщики и духовники приблизительно раз в месяц
говорят заключенным, что одного из них в такой-то день поведут на казнь. В
этот день им разрешают подняться на верхнюю площадку башни, устроенную на
высоте ста восьмидесяти футов, и оттуда они видят процессию, в которой
какой-нибудь шпион играет роль смертника.
Эти рассказы и двадцать других в том же духе и не менее достоверных
возбудили в г-же Пьетранера живейший интерес; на Следующий день она
приступила с расспросами к графу Моска и, подшучивая над ним, весело
доказывала, что он настоящий изверг, хотя и не дает себе в этом отчета.
Однажды, возвратившись к себе в гостиницу, граф подумал: "Графиня не
только очаровательная женщина, но, когда я провожу вечер в ее ложе, мне
удается забыть кое-какие пармские дела, о которых мне больно вспоминать". |