|
Зачем вы про большое и малое? Думаете, я – малое, а вы – большое? Вон в углу череп ворочается, глядите ка? Скорей уберемся отсюда, а? Кстати, у вас патроны на мою долю найдутся? Вдруг я решу на номер стать… Исаев вытащил из кармана два патрона, заряженные «бренеками». – Один вам, другой мне – хватит, а? Я с собой на изюбря больше одного патрона и не возьму. – А если промажете – обидно! – Так я не промажу, Николай Иванович, я злой на охоте. НАРОДНОЕ СОБРАНИЕ Ванюшин шумно вошел в ложу прессы, бросил доху на кресло, не глядя сунул руку английским и японским газетчикам и громко спросил Исаева, шедшего следом: – Максим, что сегодня показывают в этом бардаке? Вы программу не купили? В зале – среди делегатов – прокатился шум, председатель сокрушенно покачал головой, поглядывая на Ванюшина с укоризной, и позвонил в звоночек. Оратор – эсер Павловский – продолжал выступление. – Мы завоевали власть голыми руками! – говорил он. Ванюшин, облокотившись о балкон, крикнул: – Только в японских перчатках! – Вызовите сторожа Герасима! Пусть он выведет этого зарвавшегося господина! – возмутились делегаты. – Господин Ванюшин! – поднявшись со своего места, сказал председатель. – Я делаю вам последнее замечание. Вы мешаете обсуждению серьезнейшего вопроса. – Серьезнейшее обсуждение глупейших идей, – хмыкнул Ванюшин и сел в кресло. – Я замолчал, председатель! Я замолчал! Я нем как рыба! – крикнул он веселым голосом. – Исаев, подтвердите, что я завонял, как рыба, протухшая с головы. Павловский, досадливо махнув рукой, продолжал: – И сегодня, когда все мы празднуем канун полного освобождения родины от красной тирании, следует еще раз вернуться к вопросу о налоговых обложениях тех наших граждан, которые своей предприимчивостью и бескорыстием скопили национальные богатства, которые в конце то концов, господа, принадлежат народу! Но люди, занимавшиеся деловой деятельностью, тем не менее вынуждены до сих пор маскировать свою торговлю с Японией и Америкой, потому что, видите ли, находятся демагоги, считающие такую торговлю предательством национальных интересов. Я думаю, что в дни нашего победоносного шествия по России мы проведем в Народном собрании законопроект, снимающий тарифные ограничения на торговлю лесом и свинцовыми рудами, в которых так нуждаются наши союзники, наши друзья и братья! Ванюшин поднялся с кресла, подошел к балкончику, обтянутому малиновым бархатом, и крикнул: – Заплатите сначала за свое благополучие! Макиавелли говорил, что гражданская свобода состоит в благополучии своем собственном, жены, дочери и имущества. Но когда всем этим обладают – этого не ценят! Вы уже проиграли Россию, толстозадые кретины! Думаете только о своих минутных свинцовых и лесных барышах! Не понимаете вы – армия разложилась! Стала пьяной ордой! А вы – слепые скоты, жиром заплыли! – Вон его! – закричали делегаты. – Полицию сюда! Полиция! Исаев набросился на громадного, белого от бешенства Ванюшина и, легко скрутив ему руки за спину, выволок из ложи. Он бежал вместе с ним по фойе, слышал полицейские свистки; плечом распахнул дверь и затолкал Ванюшина в пролетку. Падая рядом с ним, он крикнул кучеру: – Гони! Ванюшин плакал, бормоча ругательства. Плакал он жалобно, по женски. По видимому, так плачут холостяки: всхлипывая, растирая по лицу слезы и очень себя жалея. – Пусть он едет на Шестую Матросскую, в дом Сидельникова, – сквозь слезы, пьяно всхлипывая, попросил Ванюшин. |
