|
– Да лучше б тебя духи сбили из «стингеров» своих, не тратили бы мы сейчас время. Надо было вас всех прямо там, на Майдане, к стенке поставить, а не везти сюда. Генерал повернулся к седому: – Как времена изменились! Раньше наемники эти... ну чистые бандиты, зря, что ль, их душьем прозвали? А теперь вон самолеты у них! Я криво улыбнулся. – А ты скольких на смерть отправил? Сколько солдат из за тебя домой не вернулись из горячих точек к мамкам своим? Взвод, два? Батальон? Все таки это был генерал, а не лейтенант какой нибудь желторотый – он не полез вокруг стола двинуть мне по морде, даже не выругался, лишь бросил презрительный взгляд. А седой посмотрел на экран лэптопа и сказал: – Егор... Редкое имя сейчас. Кто тебя так назвал? Я пожал плечами: – В детдоме. – А фамилия еще интереснее – Разин. О детстве совсем мало сведений... Может, расскажешь нам? – Не было у меня детства. Детдом, и все дела. Потом летно военное училище... – Которое ты не окончил. Так, из характеристики: малоэмоционален, замкнут, неразговорчив, предпочитает роль стороннего наблюдателя, нет друзей... Короче, общительным болтуном тебя не назовешь, а, Разин? Интровертный тип, вот как это в психологии называется. Самодостаточен, себе на уме. До выпуска не дотянул полтора месяца и вместо красного диплома получил два года условно за драку... – седой опять кинул взгляд на экран, – с нанесением тяжких телесных повреждений. Двоим. – Эти уроды девчонку в машину тянули. Ночью. Школьницу. Платье на ней было порвано, и кричала она. А я в училище шел из увольнительной... – И один из уродов оказался сыном вице губернатора края, – продолжал седой. – В результате девушка так и не подала заявления о попытке изнасилования, тебя же выгнали из училища, после чего про Егора Разина долго не было слышно. Почему? – Да завербовали его! – Генералу явно надоели все эти разговоры. – Наемники ведь как шлюхи со своими сутенерами, которые на них деньги имеют. Завербовали, в лагере каком нибудь в горах отсиживался, потому и сведений нет. А, Разин? Что, не так было? Я покачал головой: – Это ты сутенер, солдат своих под пули ко всяким моджахедам посылаешь. А я сам места выбирал, куда лететь и за кого воевать. – Солдат Родина посылает! Они за страну свою воюют! А ты... ты за бабки сраные! – Родина или правительство? А гибнут они за страну или за хозяев страны? Я мог говорить что думаю, терять мне было нечего – больше одного раза не расстреляют. Вот только зачем этот разговор, к чему тут штатский хрыч, расспросы о детстве, лэптоп на столе? Хотели бы завалить – вывели бы из КПЗ в тюремный дворик, окруженный глухими высокими стенами, да пулю в затылок. Седой произнес: – А ты вроде равнодушен к своей судьбе, Разин. Неужели такой смелый? Или такой глупый? Мы ведь не пугаем – тебя и вправду расстрел ждет. – Не очень я смелый, – сказал я. – Хотя глупый, иначе не сидел бы здесь. Но тут в другом дело: просто все к этому шло. Он посмотрел на меня с интересом: – Что именно? – Судьба моя к этому катилась. К ракете, летящей прямиком в кабину, или вот к такому... Я свыкся уже, что так все закончится. Ну или примерно так. Седой потер печаткой на пальце подбородок. – Неужели? Ты же деньги зарабатывал. Зачем тогда? – Летать люблю. Хотел на острове в Карибском море поселиться и частный аэродром открыть. Был там когда то... Хорошие места. – И много заработал? – хмыкнул генерал. – Туристов возить, – закончил я, проигнорировав его. – Ясно. – Седой глядел мне прямо в глаза. – А перед тем как в Киев попасть, что ощущал? – Что это последнее мое дело. |
