|
Один из конвоиров буркнул: – Раздевайся и ложись. – Что, эксперимент здесь будет? – спросил я. – Раздевайся, – повторил он, кивнув на столик возле койки. Я покачал головой: – Нет, сначала я хочу поговорить с Губертом. – Ну, ты! – Второй охранник шагнул ко мне, взявшись за короткую черную дубинку на поясе. – Делай, что сказали. Раздался голос доктора Губерта: – Разин, выполняй указания персонала. Сейчас моя помощница снимет твои параметры. Эксперимент начнется немного позже. Голос лился из динамика где то под потолком. Я повернулся, задрав голову, увидел глазок видеокамеры в стене над шкафом и посмотрел прямо в нее. – Я есть хочу. На той базе кормили только перловкой. Никаких экспериментов на пустой желудок, понятно? После паузы Губерт сказал: – Я распоряжусь. А теперь разденься и ложись. Когда я сделал это, появилась молодая женщина в белом комбинезоне, катившая перед собой столик, заваленный всякими инструментами. Она взяла у меня анализ крови из вены, помигала в глаза световым карандашом, померила давление; надев мне на голову металлические обручи с проводами, сняла энцефалограмму. Из динамика опять раздался голос доктора: – Сколько еще, Элла? – Закончила, Леонид Анатольевич. – Она впервые посмотрела мне в глаза и добавила: – Одевайтесь. Я натянул комбез. Столик, на котором лежали медицинские инструменты, включая пару скальпелей, стоял рядом, но незаметно стянуть что то оттуда не было возможности: охранники у двери не спускали с меня глаз. Надевая мокасины, я обдумал другой вариант – схватить скальпель, приставить к шее Эллы и скомандовать конвоирам, чтобы бросили оружие... Нет, тоже не получится. По ним хорошо видно, что они успеют достать пистолеты и открыть огонь прежде, чем я проверну все это, а если не успеют, то мои угрозы перерезать девице горло не помешают им хладнокровно стрелять. – Михаил, подопытного в столовую номер три, – приказал Губерт. – Там все готово. Пятнадцать минут на обед, потом в центральный зал. Элла, с результатами анализов немедленно ко мне. Вскоре мы оказались в небольшой опрятной столовой. Здесь все было пластиковым – мебель, панели на стенах, тарелка, блюдце, даже ложка, вилка и нож, поджидающие меня на столике у двери. – Стой! – Конвоир шагнул к столу и забрал оттуда маленький белый ножик. – Теперь садись. Ешь быстро. За десять минут я разделался с тушеным мясом, салатом и стаканом апельсинового сока. Вытер губы салфеткой, встал и зевнул, потянувшись: – Поспать бы сейчас. Вместо ответа конвоир взял меня за плечо и подтолкнул к двери. Потом были несколько коридоров, комнаты, тихо переговаривающиеся люди в разноцветных комбинезонах и непонятные приборы. Распахнув очередную дверь, охранник сказал мне: – Шагай. Я оказался в небольшом зале с керамической плиткой на стенах. В центре его была слегка приподнятая над полом железная площадка, опоясанная трубой метрового диаметра, то ли из дымчатого стекла, то ли из полупрозрачного пластика. Вокруг вились провода, по углам зала высились массивные емкости, полные бледно желтой вязкой жидкости, внутри которой то и дело всплывали пузыри. На краю площадки доктор Губерт, облаченный в ярко оранжевый комбинезон, рассматривал рулон компьютерной распечатки, которую перед ним держала Элла. – Как настроение, Разин? – спросил Губерт, не поднимая головы. – Ложись туда. Посреди площадки на раскладных кронштейнах стояла пластиковая плита лежак с фиксаторами для рук и ног. На ней черной краской была нарисована восьмерка – или знак бесконечности, это с какой стороны смотреть. Я не двинулся с места. – Вначале расскажите, что за эксперимент. Тут Губерт впервые взглянул на меня. |
