|
Нам просто захотелось почистить дела.
Пастерн нахмурилась.
— Вы местная?
— Вообще-то, я из Аризоны, — сказала Петра. Разговор приобретал личный характер. Одинокая женщина? Или Пастерн не хотела отвечать?
— У меня в Скотсдейле есть кузены, — Пастерн запнулась. — Вам ведь это неинтересно. Вы пришли поговорить о Марте. У вас есть предположения относительно убийцы?
— Пока нет. А у вас? — спросила Петра.
— Конечно, есть. Я всегда думала, что это Курт. Но моего мнения никто не спрашивал.
Петра крепко взялась за чашку. Керамическая поверхность сильно нагрелась, и она отдернула пальцы.
— Почему вы так думаете, Эмили?
— Я не утверждаю, будто знаю это. Мне так сердце подсказывает. Брак Марты и Курта всегда казался мне странным.
— Почему?
— Каждый был сам по себе. Их отношения можно было назвать платоническими. Словно у них не было начальной страсти, с которой все начинается у большинства людей. Понимаете, о чем я?
— Конечно, — сказала Петра.
— Чувства постепенно остывают у всех, но у Марты с Куртом, похоже, и остывать было нечему. Марта, правда, ничего подобного не говорила. Она ведь немка, а европейцы все сдержанные.
— Каждый сам по себе, — сказала Петра, вспоминая Курта Добблера.
Двое холодных людей. Одному из них вдребезги разбили череп.
— Я никогда не видела, чтобы они целовались, — продолжила Пастерн. — Или прикасались друг к другу. Да и вообще не припомню, чтобы Курт выражал какие-то эмоции. Даже когда Марта умерла.
Она наклонилась к Софии, помяла складки на ее шее.
— Он по-прежнему живет здесь. В том же доме. В семи кварталах от меня. Когда мы услышали о Марте, я принесла еду, предложила помощь. Курт взял еду возле дверей, не пригласил меня в дом, не поблагодарил.
— Очаровательный человек.
— Вы его видели? Петра кивнула.
— Значит, понимаете. Я не могу доказать, что сделал это он. Просто чувствую. Всегда чувствовала. И не только я, но и Сара, и Мел. И не потому что Курт со странностями, а потому, как все произошло. В тот вечер, в театре, когда зазвонил телефон, Марта вскочила так быстро, что едва не наступила мне на ноги. Затем побежала без всяких объяснений, словно от этого зависела ее жизнь.
Пастерн слабо улыбнулась.
— Вышло все плохо.
— Она открыла мобильник и прочитала имя звонившего? — спросила Петра.
Пастерн задумалась.
— Не думаю… впрочем, я просто уверена: у ее телефона такой функции не было. Ведь шесть лет прошло, во всяком случае мой мобильник тогда этого не умел. Она просто отключила его, вскочила и выбежала. Мы были в недоумении: Марта всегда отличалась необычайной вежливостью. Сара хотела выйти — проверить, в чем дело, но Мелани сказала, что, возможно, в ее семье что-то произошло, а вмешиваться в чужие дела нетактично. Марта отличалась скрытностью. Мы никогда не знали, что у нее на уме. После ее ухода мы громко зашептались, и люди на нас зашикали, поэтому пришлось ждать антракта.
— И долго ждали?
— Минут Десять, — сказала Пастерн. — Или пятнадцать. Когда Марта не вернулась через две минуты, я не могла сосредоточиться на спектакле. Потом решила, что она не хочет возвращаться и мешать зрителям, все равно до перерыва осталось совсем немного. Возможно, она ждет нас в фойе. Как только занавес опустился, мы бросились из зала, но в фойе ее не было. Стали звонить ей по мобильнику — ответа не было. Вот тогда мы и забеспокоились. Решили разделиться и пойти искать ее в театре. Это была нелегкая задача: «Пентаж» — огромное здание, да еще и масса народу. |