Я хотела сказать ему, чтобы он не беспокоился, так как я знаю, что ее нет, однако решила, что, наверное, будет лучше, если я подожду и позволю ему самому в этом убедиться. Поэтому я вошла и села в расшитое пурпурно-белыми узорами кресло в стиле Людовика Четырнадцатого. Передо мной висело большое зеркало, и у меня была масса времени изучить результат моих усилий, который, надо признать, получился немного аляповатым.
– Немного, – согласилась Джорджи.
– Я начала нервничать, – продолжила Пэтти, – что может войти кто-то из членов семьи, когда парень вернулся и доложил: «Миссис Миллард спустится через минуту».
– Если бы я увидела тебя в этот момент, Джорджи Меррилс, последовала бы драка, завершившаяся убийством и внезапной смертью. Моей первой мыслю было сбежать, однако парень сторожил дверь, а у миссис Прекси была моя визитка. Пока я бешено пыталась придумать подходящее извинение за мой наряд, леди вошла, я встала и приветствовала ее любезно, можно сказать, излишне любезно. Я говорила очень быстро, стараясь ее загипнотизировать, чтобы удержать ее взгляд на моем лице, но все напрасно: я увидела, как он перемещается вниз, и довольно скоро поняла по удивленному выражению ее лица, что он достиг моей обуви.
– Дальше скрываться было невозможно, – продолжала Пэтти, заговорив на свою любимую тему. – Я отдалась на ее милость и поведала убийственную правду. А что это за мороженое? – спросила она, наклоняясь и тревожно глядя вслед проходившей мимо горничной. – Только не говорите мне, что нам снова дают малиновое!
– Нет, это ванильное. Продолжай, Пэтти.
– Ладно, на чем я остановилась?
– Ты только что рассказала ей правду.
– Ах, да. Она сказала, что всегда хотела встретиться с девочками из колледжа в неформальной обстановке и узнать их такими, какие они есть на самом деле, и она очень рада представившейся возможности. И вот я сидела, похожая на калейдоскоп, и чувствовала себя дурой, а она ни капельки не сомневалась, что я в точности такая, какая есть. Лестно, не так ли? В этот момент объявили о начале ужина, и она пригласила меня остаться, по сути, настояла на том, чтобы я компенсировала визит, пропущенный во время моей болезни в лазарете. – Улыбаясь своим воспоминаниям, Пэтти оглядела сидевших за столом.
– Что ты ответила? Ты отказалась? – спросила Люсиль.
– Нет, я согласилась и по-прежнему сижу там и ем pâté de foie gras.
– Нет, Пэтти, честно, что ты сказала?
– Видите ли, – отвечала Пэтти, – я сказала ей, что сегодня в колледже проводится вечеринка с мороженым и что я, якобы, ужасно не хочу ее пропускать; но завтра будет вечеринка с бараниной, которую я вовсе не прочь пропустить. Поэтому, если она позволит перенести приглашение на завтра, то я с удовольствием его приму.
– Пэтти, – с ужасом вскричала Люсиль, – ты этого не говорила!
– Это же легкий «местный колорит», Люсиль, – рассмеялась Присцилла.
– Но, – возразила Люсиль, – мы ведь обещали больше не играть в «местный колорит».
– Разве ты не усвоила, – заметила Присцилла, – что Пэтти скорее проживет без еды, чем без «местного колорита».
– Не переживайте, – добродушно сказала Пэтти, – сейчас вы можете мне не верить, но завтра вечером, когда я надену шикарный наряд и мы с Прекси будем обмениваться историями и поедать салат из омаров, а вы здесь будете есть баранину, тогда, быть может, вы пожалеете.
XIII. Гром запредельный
– Обожаю запах пудры, – сказала Пэтти. |