– Тогда отчего бы тебе не выйти со своими собственными волосами? Родитель, нахмурь свой лоб, я хочу увидеть, как располагаются твои настоящие морщинки.

– Джорджи заплатила два доллара за прокат парика, и она обязана возместить его стоимость, заставив меня носить его, даже если я буду выглядеть пугалом и это испортит пьесу.

– Чепуха, – сказала Пэтти, отодвинув Родителя и уделяя безраздельное внимание данному вопросу. – Твои собственные волосы и впрямь выглядят лучше. Просто затеряй парик и держись подальше от Джорджи, пока не поднимется занавес. Появляются зрители, – объявила она во всеуслышание, – и вам придется вести себя тихо. Вы так жутко суетитесь, что вас можно услышать во всем театре. Эй, ты зачем так шумишь? – поинтересовалась она у лорда Бромли, который подошел шаркающей походкой, эхом отдававшейся в колосниках.

– Я ничего не могу с этим поделать, – ответил он сердито. – Посмотри на эти ботинки. Они так велики, что я могу разуться, не развязав шнурки.

– При чем тут я. К костюмам я не имею никакого отношения.

– Я знаю, но что же мне делать?

– Не волнуйся, – успокоила его Пэтти, – они выглядят не настолько плохо. Попытайся идти, не отрывая ног от пола.

Она пошла на сцену, где Джорджи давала последние указания рабочим сцены. – Как только по окончании первого акта занавес опустится, замените этот лес декорацией гостиной комнаты и не шумите. Если же вам придется стучать молотком, делайте это во время исполнения оркестра. Как это смотрится? – спросила она тревожно, оборачиваясь к Пэтти.

– Чудесно, – сказала Пэтти. – Я бы едва узнала.

За последние четыре года «лесная декорация» всякий раз исполняла роль натурных сцен, и часть зрительного зала обычно встречала ее гулом недовольства.

– Я как раз шла проверить, готовы ли актеры, – сказала Джорджи.

– Они все загримированы и сидят в артистической уборной, охваченные страхом сцены. Чем мне заняться теперь?

– Одну минуточку, – произнесла Джорджи, сверяясь со своей тетрадью. – Один из членов комитета будет суфлировать, второй останется с рабочими и убедится, что они управятся с занавесом и софитами там, где нужно, еще один должен подавать реплики, а двое будут помогать переодевать костюмы. Синтии за четыре минуты потребуется сменить амазонку на бальное платье. Я думаю, что тебе тоже стоит ей помочь.

– Как тебе будет угодно, – любезно сказала Пэтти. – Я встану на табуретку и буду держать платье наготове, чтобы надеть его ей через голову, как только она появится, подобно тому, как надевают упряжь на раздраженную лошадь. Здесь все готово? Который час?

– Да, все готово, и сейчас без пяти восемь. Мы сможем начать, как только публика будет готова.

Сквозь складки тяжелых бархатных кулис они вглядывались в море лиц перед собой. Восемьсот девушек в светлых вечерних платьях болтали, смеялись и пели. Обрывки песен начинали звучать в одном конце зала, весело носились вокруг, и иногда две какие-нибудь песни сталкивались между собой в самом центре зала к ужасу тех, кто громкости звука предпочитал гармонию.

– Вот идут «старушки»! – объявила Пэтти, когда около пятидесяти человек прошествовали друг за дружкой к отведенным местам возле просцениума. – Пришло много прошлогодних выпускниц.