Карие глаза сверкнули, но не оскорбленно, а скорее азартно.
– Да неужели?
– Именно такие. И я даже могу назвать причину их появления.
– Весь внимание.
– Во первых, увидев меня полудохлым, ты сразу подумал, что придется искать новое жилье, а это не ко времени, да и трудновато делать в канун Зимника. Во вторых, моя безвременная кончина лишала тебя возможности безвозмездно пользоваться кое какими удобствами соседства с плетельщиком. К примеру, помощи в очередном расследовании… Ну как, угадал?
Он усмехнулся.
– Угадал. Только… Почему я не мог просто беспокоиться?
– Потому. Если бы ты беспокоился о моем благополучии не из корыстных побуждений, это наводило бы на нехорошие мысли о твоих нравственных устоях. Друзьями мы называться не можем, поэтому…
– Да ну тебя! – Кайрен сплюнул на мостовую. – Все благие порывы губишь на корню.
– Всего лишь излагаю правду жизни.
Он помолчал, размеренно выдыхая в морозный воздух туманные облачка.
– Ты, конечно, волен думать все, что пожелаешь, только… Я хоть и служу в управе, где покойники встречаются каждый день, да во всех видах, но привыкнуть не могу. Нет, желудок у меня крепкий, опорожняться при всяком удобном случае не спешит! Я не об этом. Когда смотришь на мертвое тело… И добро бы, человек умер в сражении, с честью, защищая родной дом, так нет: стукнули по затылку и провели лезвием по горлу ради горсти жалких медяков. Ни смысла, ни пользы. Одна тоска. Если у убитого имеется семья, она прежде всего попытается получить с управы мзду за «неоказание защиты». Припрется нахальная баба и будет орать на все кабинеты: «Мы подати на ваше содержание исправно платим, сим к симу, а вы даже задницу не приподымете, когда нам беда грозит!» И ведь не возразишь: действительно, платят подати. А мы должны оберегать порядок и спокойствие горожан. Только за каждым не усмотришь. И как объяснить вдове и сиротам, что папаня их по собственной дурости монетами звенел там, где кошелек нужно подальше прятать? Вот и дозвенелся, докуражился… Воришка тоже дурак из дураков. Ну подошел бы, тихонько обобрал, но зачем душегубствовать? А а а!
Кайрен махнул рукой, словно не допускал, что его собеседник усвоит хоть малую толику смысла проникновенных речей. Ну и зря. Я хоть и не признанный мудрец, но чувства тоймена, не видящего смысла в смерти, понять способен.
В самом деле, зачем люди убивают друг друга? Кража, конечно, вещь также малодостойная, но ее грех ложится только на воровскую душу, а убийство затрагивает всех: и убиенного, и его друзей и близких, и убийцы, и, как убедительно доказал блондин, служек покойной управы. Проще всех из перечисленных персон, разумеется, первой: умер и умер, взятки гладки. Близкие начинают скорбеть и жаловаться, друзья – строить планы отмщения, и вся эта толпа становится головной болью для покойной управы. Но печальнее другое. В душах тех, кого коснулось несчастье, просыпаются зерна Хаоса. И остается только молить богов помочь справиться с невесть откуда взявшимися недостойными желаниями и неутолимыми страстями… Наверное, именно поэтому убийц всегда называли и буду называть «душегубами»: жизни лишается всего лишь одно тело, а равновесия – множество душ.
Но пока я предавался размышлениям, Кайрен успел угомонить свои чувства и бесцеремонно вопросил:
– А из за чего тебя пытались убить?
– М м м?
– Целых два раза: на случайность уже не потянет. Может, расскажешь?
– Два раза?
Блондин настороженно сузил глаза.
– Только не делай вид, что от потрясений повредился умом. Не поверю.
– Почему?
– Потому что иначе вьер с тобой долгие беседы не водила бы.
Ах, вот в чем дело!
– Кстати, о вьере. Много ты ей рассказал обо мне?
Кайрен негодующе надулся:
– Почему ты решил, что я вообще рассказывал? Делать мне больше было нечего!
– Я хоть и недолго знаком с этой милой бабулей, но успел уяснить одно: если она желает что то узнать, она узнает. |