|
Так как, согласна? – Сначала спроси, потом увидим. Да? Я поставил бокал на стол, прислушиваясь к начинающему разгораться в сознании костру хмеля. – Почему ты сама пошла за выпивкой? Неужели под рукой не нашлось ни одного бездельника? Ты ведь должна быть здесь, со мной? Она улыбнулась, сложив губы в тонкую линию: – Соскучился без присмотра, да? – Можно и так сказать. А все же? Я ведь мог стянуть отсюда что нибудь ценное или… – Ничего бы ты не стянул. – Имеешь в виду, что обыскала бы? Знаешь, есть способы прятать вещи от досмотрщиков! – Знаю, – Равнодушно кивнула Ришиан. – Только ты и не думал о краже. Ты был в плену другой страсти. – И какой же? – Тебе нужно решить задачу, да? И ты не видишь ничего и никого, кроме нее! Последние слова она почти выплюнула мне в лицо, выплюнула с неожиданным жаром, будто своим рвением я смертельно ее оскорбил. Или напомнил о чем то оскорбительном, а быть может, болезненном. Глаза, почти такие же прозрачные, как тонкий шелк волос, оказались совсем рядом, и мне впервые удалось увидеть, насколько они красивы: радужка вдруг заискрилась хрустальными брызгами, отразив пламя свечей, а зрачок сузился до тонкой вертикальной полоски. Нечеловеческие глаза. Совсем нечеловеческие. Но чувства, которые пылают в них, ничем не отличаются от чувств любого из жителей Нэйвоса. Нет, она не чудовище. Она всего лишь другая сторона листа, сквозь которую просвечивает чернильная надпись, но разобрать, из каких букв состоит, не получается. Сразу не получается… – Загляденье, да? – Да. Она отвернулась и шагнула в сторону. А я начал выписывать круги. Медленные. Очень медленные, потому что шел с закрытыми глазами и на каждом шаге останавливался, чтобы сложить в копилку сознания очередное ощущение. Когда она наполнится, буду делать выводы, но не раньше: поскольку не могу быть уверенным, буду усердным и дотошным. Огоньки слабо колышутся в такт моим движениям – мне не нужно видеть. Я чувствую. Теплый ветер, каждая из струй которого приносит весточки от одной единственной свечи. В обычном состоянии мне трудно отделить их друг от друга, но в подпитии, особенно резком, когда между душой и телом расширяются существующие каверны, множество пустот, жаждущих заполнения… Остается только пустить в них внешний мир и послушать эхо, отражающееся от стен пещеры сознания. Не слишком приятное занятие, и я не люблю это делать. Почти никогда не делаю, потому что без позволения ветер мира не поднимет волны внутри меня, и довольно только построже быть с самим собой, чтобы не оказаться в ловушке горьких сожалений о потерянном могуществе. Зачем я сглупил? Чтобы развлечь принцессу? Стоил ли мимолетный восторг травяной зелени глаз последующих бед? Почему мне кажется, что стоил?.. О, совсем забыл! Свечи горят на уровне моей груди и выше, а что творится внизу? Надо выяснить. Опускаюсь на пол, сажусь, скрестив ноги. Останавливаю ладони в нескольких волосках от начищенного паркета. Выжидаю минуты две, потом соединяю руки в жесте, напоминающем молитвенный. Кому? Хозяину «Перевала», который, наконец то, соизволил посмотреть, чем я занимаюсь: – Разговариваете с богами? Они не откликнутся. Разве вам не известно, что боги никогда не вмешиваются в игру? – В отличие от людей. Опираясь о близстоящий стул, встаю. Heve Майс, подойдя ближе и уловив мое дыхание, морщится: – Вы пьяны? – Еще нет. Но сегодня ночью буду пьяным. Вы против? Жаль нескольких кружек эля? – Да хоть бочонок высосите, если… Это поможет? – Должно помочь. Я выбрал место для игры. Вон тот стол. Не имеете возражений? Курчавый поджал нижнюю губу: – Тот, так тот. Он ничем не хуже прочих. – Он лучше прочих… Сколько будет игроков? Он помедлил прежде, чем ответить. |
