Хорошо, если выигранные монеты покойная управа вернет облапошенным, а если решит оставить себе, скажем, в качестве подарка к Зимнику… Да, сестренке не позавидуешь: тут уж даже если не собиралась продавать дом, а придется.
Но парня я отблагодарю. Пока только в мыслях, а потом… Может, и чем то осязаемым. Не пожалею времени и сил, паду на колени перед Сэйдисс и испрошу у нее милости для человека, спасшего мою никчемную жизнь, не подозревая о совершении сего благого во всех смыслах дела. Если бы не жадность и азарт, лежал бы я сейчас в тихом переулке, глотая собственную кровь перерезанным горлом, и нашли бы меня в лучшем случае наутро, а то и позже, застывшего скрюченной ледяной куклой. Вот радости бы было матушке… Бр р р р!
А пока нахожусь в лапах покойной управы, можно дышать спокойно: вряд ли «пастухи» настолько самоуверенны, чтобы лезть в огонь голыми руками. Следить, конечно, будут, во все глаза, но с места не сдвинутся. Пока. Но что прикажете делать дальше? Уговорит ли Шиан свою сестру исполнить обязательства по договору? А если Риш не согласится, решится ли отдать свою порцию противоядия незнакомому человеку, почти врагу? Нет, скорее всего, забудет со страху: темно синие глаза как наполнились ужасом после заявления Вехана, так больше не пускали во взгляд никаких чувств. И мне даже не в чем ее винить… Так что, попрощаться с надеждой вернуть принцессе ее наставника? Выходит, да. Но в сложившихся обстоятельствах и я выпадаю из круга доверенных лиц ее высочества. Девочка остается совершенно одна. И если вспомнить, какие струи текут в ее крови… Мне нужно что то сделать. Нужно успеть. Нужно отговориться от дознавателей, вернуться домой живым и хотя бы несколькими словами объяснить Мииссар, почему не могу больше служить ей. Успеть до того момента, как «пастухи» надумают привести вынесенный приговор в исполнение. Положим, в границах Келлоса, да еще под защитой Хиса мне ничто не угрожает, но где мэнор и где я? До тюрьмы уж точно доберусь, а там… Посмотрим.
Белобрысый парень, идущий справа от меня, снова вздрогнул, замедляя шаг. Эк его разобрало! Так мы будем плестись по городу целую вечность.
– Что, до сих пор дрожишь?
Он не ответил, потому что мешком осел на мостовую, но не один, а вместе со своим поводырем. Чуть позже – примерно на полвдоха – рухнул идущий впереди нас старший офицер патруля, потом пришел черед солдата, присматривающего за мной: я почувствовал… Да, именно почувствовал, а не увидел, как мимо пролетело что то тонкое и стремительное, клюнуло находящегося за моей спиной человека и прянуло обратно, тая в киселе ночи, разбавленной светом редких фонарей.
Ну разумеется! Вопреки робкой надежде, стражник не разжал пальцы, а еще крепче стиснул их на веревке, другим концом которой были связаны мои запястья, и потянул меня за собой, на мостовую. Хорошо хоть, падать пришлось на мягкое… Относительно мягкое, если учесть, что патрулю положено носить под плащами жилеты, укрепленные нашитыми стальными пластинками. Ладно, не холодно, и за то спасибо богам. Но постойте… Чему я радуюсь? Тому, что все еще жив? А если об этом в самую пору начинать скорбеть?
Неужели, за мной таки отправили убийц? Ай да «пастухи»! Отчаянные ребята… Не стали терпеть до Зимника, дарующего прощение за проступки перед ликом небес по той простой причине, что темная ювека – законные дни отдохновения для небожителей. Но зачем тогда медлят? А, наверное, хотят лишить меня жизни особенно мучительным образом, выставив потом изуродованное тело на всеобщее обозрение в назидательных целях… Что ж, сопротивляться все равно не могу: мало того, что руки связаны, а хватка мертвого стражника не желает слабеть, так еще и мостовая предательски скользкая. Тут уж не знаешь, лучше гонять метельщиков, заставляя убирать снег, или предпочесть свежую порошу заиндевевшим камням. И помощи ждать неоткуда. |