|
– Убить? Он выдохнул это слово, как выдыхают кашель – болезненно и хрипло. – Да, именно. Убить, но… не совсем, а так, чтобы с первого взгляда казался мертвым, а на деле… Понимаешь? – Вы хотите, чтобы стража нашла здесь и ваше тело? – Угу. Почти бездыханное. Если ты настоящий умелец, то наверняка сможешь проделать такой трюк. Договорились? – Вы… В самом деле этого хотите? – Ни о чем в жизни так сильно не мечтал! – Уверены? – Если тебе работа не по плечу, так и быть, попробую выкрутиться сам. Но лучше было бы… – Подчиняюсь приказу. Но вам… следует встать. Чтобы все выглядело правильно, – последние слова прозвучали с намеком на издевку или горькую шутку. Убийца высвободил веревку из окоченевших пальцев мертвеца, дернул, поднимая меня вверх, отошел на десяток шагов. А потом… Вытянул правую руку в моем направлении, опустил ладонь, обнажая запястный сустав. Бугорки под кожей пришли в движение, слились в один, набухая уродливым наростом, и прорвали кожу. В мою сторону устремилось что то, больше всего похожее на иглу, но чрезмерно крупную для шитья – этакий тонкий кинжал без рукояти, за которым тянулся шнур, сплетенный из толстых светлых нитей. Игла вонзилась мне между ребрами, совсем рядом с сердцем, заставив то испуганно остановиться, но боль пришла позже. Когда орудие убийства по той же самой траектории вернулось к своему владельцу и исчезло, снова став частью плоти. А следующий же вдох наполнил грудную клетку ледяным огнем. Только я не дождался, пока языки пламени вспорхнут вверх: печать сжалилась и накрыла клетку сознания черным платком … Нить девятая. Не все нам слушать И слушаться слов судьбы: Меняем роли. – Узнаешь? Пальцы с темными каемками плохо чищеных ногтей катнули по столу игральные кости. Ласково катнули, нежно: так повеса в предвкушении удовольствия распускает шнурки на корсаже неприступной последние мгновения красотки или скряга пересчитывает золотые монеты. Как можно не узнать собственное детище? Конечно, явленное на свет не только моими стараниями, а напополам с деревянщиком, но зачатие, можно сказать, целиком лежит на моей совести. Хотя, не буду лукавить: не запоминал, на что похожи кубики, на гранях которых я царапал руны. По звуку отличу из сотни, а на вид… – Узнаешь? – Повторил первый из допросчиков и единственный, удостоивший меня разговором. Они заявились почти сразу же после того, как ко мне вернулось сознание, и складывалось впечатление: ждали неподалеку, а не получали весть от кого то из служек. Одеяло было немилосердно сорвано и брошено на пол, а я поднят с постели и водружен на шаткий стул. Второго предмета мебели для сидения в комнате не наблюдалось, но и не особенно требовалось: человек из Плеча надзора, справедливо рассудив, что, глядя сверху вниз, произведет более грозное впечатление, встал рядом со столиком, на который и выложил одну за другой пять игральных костей. Выкладка совершалась медленно, со значением, и каждый кубик прежде ладонью припечатывался к деревянной поверхности на долгий вдох, и только потом выставлялся на обозрение. Но, честно говоря, мне было куда интереснее рассматривать неожиданных пришлецов, одетых без малейшего намека на принадлежность к покойной управе. Этакая смесь одежды добропорядочных жителей Нэйвоса и лихих людей с улиц северной столицы: толстое шерстяное полотно соседствовало с кожей, усыпанной мелкими стальными заклепками, что должно с одной стороны не вызывать излишних волнений, а с другой – внушать неосознанное уважение. Наверное. Может быть… Длинные сальные пряди волос, чей природный цвет не поддавался определению, качнулись перед моим лицом, когда допросчик нагнулся и спросил, подпуская в голос еще больше проникновенной доброты, чем прежде: – Выбирай: или ты глухой, или немой от рождения, но прикидываться тугодумом, право, поздновато. |
