|
Я поднял взгляд на продолговатое лицо, отмеченное сетью тонких белых шрамиков на скуле. Обветренные губы продолжали умильно улыбаться, а темные, словно подернутые мутью глаза повторили вопрос: «Узнаешь?». – Да, это мои кости. Допросчик просиял искренним счастьем человека, узнавшего самую радостную новость в своей жизни, и поучающим тоном заметил своему напарнику: – Вот видишь, теплом и лаской добиваешься своего ничуть не хуже, чем грубой силой! Напарник – прислонившийся к стене около двери коротко стриженый блондин с отсутствующим выражением на лице – не ответил, только пыхнул раскуренной трубкой, выпустив в комнату новую порцию сладковатого дыма, от которого у меня запершило в горле с самого момента появления надзорных. – Расскажи ка нам, что знаешь об этих костях, – продолжил длинноволосый. – А что о них можно знать? Кости и кости. Трясешь, бросаешь, они разными боками поворачиваются… Или вы за игровым столом никогда не сидели? Я не собирался шутить, скорее, выплескивал дурное настроение: стянутая полосками полотна грудь ныла, а левая рука, согнутая в локте и плотно примотанная к телу, казалась основательно занемевшей. По крайней мере, пальцы чувствовались плохо. Впрочем, правая рука тоже не могла похвастаться чувствительностью, из чего следовал неприятный вывод: пальцы обморозились. Наверное, я слишком долго пролежал на улице. – Мы сиживали за разными столами, парень, а вот тебе, боюсь, еще нескоро придется стучать костями… А если придется, то своими, а не деревянными. Пугают? Не рановато ли? – Мне предъявлено обвинение? – Не волнуйся, в свой срок будет, – успокоили меня. – Все будет! – Тогда не отложить ли нашу беседу до того самого срока? Длинноволосый надзорный с нежным сожалением скрестил руки на груди. – Я бы отложил, непременно отложил, но… Беда в том, что не все доживают до начала судебного разбирательства. Особенно люди со слабым здоровьем. Намек ясен. Но видимо, мое лицо невольно изобразило сомнение, потому что мужчина на мгновение поднял взгляд к потолку, словно испрашивал прощения у богов, неторопливо зашел мне за спину и положил свою руку на мое плечо. Левое. – На дворе зима, подхватить лихорадку легче легкого, а если еще и раны не затянувшиеся имеются, так и вовсе… Был человек, и нет человека. Он надавил, но отпускать пальцы сразу не стал: выдержал паузу, по окончании которой все, что я мог сделать – это выдохнуть воздух, скомканный в груди болью. М да, методы всегда одни и те же. Возможно, так и должно быть: зачем менять оружие, проверенное годами, на новое, способное предать в любой момент? Не скажу, что надеялся избежать допроса. Даже рассчитывал. Но вовсе не на явление надзорных! Впрочем, раз меня терзают не дознаватели, есть шанс выиграть и эту партию игры. Длинноволосый снова склонился надо мной: – И кому тогда нужно обвинение? Только служкам, сдающим отчет в архив. Я понятно объясняю? – П понятно. – А раз понятно, вопрос повторять не будем, а перейдем к ответу. Итак? Не знаю, как кто поступил бы на моем месте, но отпираться или молчать не казалось сейчас самым разумным выходом: чудом избежав встречи со смертью, я не торопился назначать ей новой свидание. Нет уж, hevary, пусть лучше прослыву грубияном и невежей, но от близкого знакомства с вами буду воздерживаться. Пока смогу. – Это… особые кости. Меня похвалили: – Сообразительный парнишка! И чем же они хороши? – Помогают выиграть. Допросчик усмехнулся и с шутливой строгостью покачал головой: – Ай ай ай! Крапленые, небось? А за крап у нас что полагается? Каторжные работы во благо империи и его наисправедливейшего величества. Можно судебного служку звать – признание записывать или обождать немного? Я задержал ответ ровно настолько, чтобы допросчик успел придумать охвативший меня ужас: – Никакого крапа нет. |
