Из убежища вынырнули четыре кошки, десятка полтора подросших котят и мелкая, но прожорливая дворняжка Боба со склочным характером. Вся орава окружила Рину и принялась шипеть и рычать друг на друга, нагнетая зависть и конкуренцию. Дворняжка Боба внезапно вспомнила, что она собака, хотя еще минуту назад ей это было фиолетово. Она завалила одну из кошек, набила пасть ее шерстью и принялась давиться и клокотать.

– Продала друга за сосиску? А ну, кыш!

Рина решительно оттащила дворняжку Бобу за хвост и высыпала сосиски на траву. Кошки сомкнулись. Боба с истеричным визгом впрыгнула в середину, и похищенные у Мамаси сосиски в шесть секунд превратились в ничто.

Рина собралась уходить, но машинально пересчитала кошек и обнаружила недостачу в одного котенка. Это ей не понравилось. Когда кормят, у уважающих себя котят не должно быть других важных дел. Присев на корточки, Рина позвала его. Ей почудилось, что она слышит мяуканье.

Стало ясно, что с котенком что-то случилось. Другие кошки, среди которых была и его мамаша, помогать не рвались. Бобе тем более было не до него. Она обнюхивала Рине ботинки и чихала, надеясь чего-нибудь выклянчить.

– Неужели ты всерьез думаешь, что я полезу в вашу блохастую нору? – поинтересовалась Рина у котенка.

Котенок ничего не думал, только орал. Рина вздохнула, сняла рюкзак, постелила картон и полезла. Запах, как ни странно, не такой уж отвратный. Во всяком случае, пока в ту же дыру не полезла пахнущая помойкой Боба и не принялась, пользуясь теснотой, лизать ее в лицо.

Рина попыталась двинуть эту жертву неудачного скрещивания по голове, но в залазе было слишком тесно. Она даже локтем заслониться не могла. Только ругалась, мотала головой и пыталась боднуть Бобу хотя бы лбом. Дворняжка принимала это за особую форму нежности, умилялась, и ее пахнущий рыбой язык автомобильным дворником ерзал по лицу Рины.

Под конец у Рины все же получилось удачно боднуть дворняжку Бобу и добраться до котенка. Оказалось, он запутался когтем в одной из тряпок, что она накидала осенью для тепла. За зиму тряпки раскисли, и теперь было неясно: то ли кошки пахли тряпками, то ли тряпки – кошками.

Освободив котенка, здорово мешавшего ей своей паникой и тем, что он выпускал когти вместо того, чтобы их втягивать, Рина стала выползать. Попутно ее посетила мысль, что неплохо бы убрать тряпки. Ну хотя бы часть… Заранее морщась, потому что это «многообещало» сильную вонь, она поймала за карман старую куртку, валявшуюся с краю, и потянула ее за собой. И тут внезапно ощутила, что в кармане что-то есть.

Смотреть Рина не стала. Темно, да и дворняжка Боба вертится, пыхтит и щедро делится блохами: не так часто увидишь человека в одной горизонтальной плоскости с собой.

Осторожно выбравшись из залаза, Рина первым делом посмотрела на колени джинсов, потом на ладони, вздохнула и разложила куртку на траве.

Куртка была из очень толстой и грубой кожи. На груди и спине – узкие металлические пластины. Рина провела по ним пальцем, соображая, зачем они нужны. Если как доспех – слишком большие промежутки. Если украшение – слишком исцарапанный у них вид. Хотя куртка и пролежала всю зиму вместе с раскисшим тряпьем, но сама не раскисла и не завоняла.

«Еще бы! Такая кожа!» – подумала Рина, прикинув, что ее можно проколоть только шилом, да и то надо постараться.

Куртку Рина видела впервые, хотя должна была во второй раз. Осенью она притащила ее от мусорного контейнера в общей куче тряпья, но подробно не разглядывала. Так и несла, отвернувшись и переживая, что кто-нибудь из знакомых увидит, как она побирается по помойкам. То есть, с одной стороны, ей наплевать. Пусть думают что хотят. С другой же – вроде как и не совсем.