|
Лагранж прицелился получше, выстрелил еще три раза - и всё в цель, но Мурад не упал, просто теперь каждый шаг давался ему всё с большим и большим трудом. Когда Черкеса отделяло от подоконника каких-нибудь полсажени, полковник спрыгнул на пол, приставил Джураеву дуло прямо ко лбу, и верхушка бритого черепа разлетелась на осколки. Убитый немного покачался и наконец рухнул навзничь. - Вот живучий, черт, - удивленно покачал головой полицмейстер, склонясь над телом. - Прямо оборотень. Вы поглядите, он еще и глазами хлопает. Рассказать кому - не поверят. Потом приблизился к полумертвому от всех потрясений Бердичевскому, присел на корточки. - Ну вы, Матвей Бенционович, смельчак. - И уважительно покачал головой: - Как вы про черный ход-то крикнуть не побоялись! - Да что толку, - слабым голосом произнес товарищ прокурора. - Все равно ведь ушел Бубенцов. Лагранж белозубо расхохотался: - Как же, ушел! Взяли. И его, и секретаришку. Прямо в конюшне. - А как же?.. - захлопал глазами переставший что-либо понимать Матвей Бенционович. - Это я нарочно заругался, для Черкеса. Чтоб с подбрасыванием оружия правдоподобнее вышло. От восторга и облегчения Бердичевский не сразу нашелся что сказать. - Я... Право, Феликс Станиславович, вы мой спаситель... Я этого вам не забуду... - Очень бы хотелось, чтоб не забыли, - искательно заглянул в глаза бравый полицмейстер. - Я вам и в дальнейшем верой-правдой, честное благородное слово. Только не давайте ходу истории со взяткой этой, будь она неладна. Лукавый меня попутал. Я и деньги купчине вернул. Замолвите за меня словечко перед владыкой и Антоном Антоновичем, а? Бердичевский тяжело вздохнул, вспомнив, как витийствовал против чиновничьего даролюбия, чертополохом прорастающего сквозь любые благие намерения - не деньгами, так пресловутыми борзыми щенками. А спасенная жизнь - чем не борзой щенок? XI СУД Процесс по делу о заволжских убийствах открылся в новом здании губернского суда, замечательно просторном и красивом. Антон Антонович фон Гаггенау сам утвердил архитектурный проект и лично надзирал за строительством, потому что придавал этому сооружению особенное значение. Он говаривал, что по виду судейских учреждений всегда можно заключить, уважают ли законность в данной местности. В России судебные присутствия грязны, тесны и обшарпанны, вот и творятся в них всяческие не правды и злоупотребления. Губернатор же пребывал в неколебимом (хотя, возможно, и наивном) убеждении, что если зал суда будет являть собой некое подобие чистого и прекрасного храма, то и нарушений там будет свершаться куда как меньше. И еще одно соображение имелось у нашего администратора, когда он распорядился отвести на строительство столь значительную сумму: новый суд должен был знаменовать собой золотой век заволжской истории, утвердившийся на прочном фундаменте законности и правосудия. Окончание строительства пришлось как нельзя более кстати, потому что прежний зал для судебных заседаний не смог бы вместить даже самых почетных гостей, прибывших на процесс. В новом же храме Фемиды без труда разместилось до пятисот зрителей. Конечно, и это была лишь малая часть тех, кто хотел бы присутствовать при разбирательстве громкого дела, но все же необходимым людям мест хватило (в число необходимых, кроме официальных и почетных гостей, попали также сливки заволжского общества, многочисленные журналисты, столичные писатели и представители юридического сословия, со всей России слетевшиеся саранчой на это судебное ристалище). |
