Изменить размер шрифта - +
Я объявляю вас арестованным.
     Или, еще лучше, светским тоном:
     - Знаете, сударь, а ведь вы арестованы. Вот какая неприятность.

***

     И все же, когда в Одиночестве пересекал двор, стало не по себе. Стиснулось в животе и горло пересохло.
     Собираясь с духом, Матвей Бенционович с полминуты постоял на крылечке "генеральского" флигеля. Здесь, в опрятном одноэтажном домике, располагался самый лучший во всей гостинице апартамент, предназначенный для высоких особ, которые прибывали в губернию по казенной надобности, а также просто для богатых людей, кто считает зазорным селиться под одной крышей с прочими постояльцами.
     Окна флигеля были закрыты занавесками, и Бердичевский вдруг испугался - не ошибся ли Лагранж. Вдруг Бубенцова здесь нет?
     От испуга за дело пустая нервическая слабость ретировалась, и Матвей Бенционович даже не стал, как собирался, звонить в колокольчик - просто толкнул дверь и вошел.
     Из прихожей попал в большую комнату, всю заставленную раскрытыми сундуками и чемоданами. У стола сидели Спасенный и Мурад Джураев, переставляя по доске белые и черные камни. Должно быть, нарды, догадался Матвей Бенционович, не признававший никаких игр, кроме шахмат и преферанса.
     - Доложите господину Бубенцову, что его немедленно желает видеть товарищ окружного прокурора Бердичевский, - ледяным тоном произнес он, обращаясь к секретарю.
     Тот почтительно поклонился и исчез за дверью, что вела внутрь покоев. Черкес на посетителя взглянул мельком и снова уставился на доску, бормоча под нос что-то невнятное. Примечательно было то, что даже в помещении дикий человек не снимал папахи и неизменного кинжала.
     Вернулся Спасенный, сказал:
     - Пожалуйте-с.
     Хмурый Бубенцов сидел за столом, что-то писал. Не приподнялся, не поздоровался. Лишь на миг оторвал взгляд от бумаг и спросил:
     - Что нужно?
     От такой явной грубости Матвей Бенционович окончательно успокоился, потому что известно: кто громко лает, тот не кусается. Укусить Бубенцову было уже нечем - зубки затупились.
     - Собираетесь уезжать? - учтиво осведомился товарищ прокурора.
     - Да. - Владимир Львович в сердцах швырнул ручку, и по зеленому сукну полетели чернильные брызги, - После того как губернатор по вашему представлению распорядился прекратить расследование, мне тут больше делать нечего. Ничего, господа заволжцы, съезжу в Петербург и вернусь. И тогда пущу всю вашу богадельню по ветру.
     Никогда еще Матвей Бенционович не видел синодального инспектора в таком раздражении. И куда только подавалась всегдашняя ленивая снисходительность?
     - Так сразу не выйдет, - как бы сокрушаясь, вздохнул Бердичевский.
     - Что "не выйдет"?
     - Уехать. - Матвей Бенционович еще и руками развел, совсем уж входя в роль. - Антон Антонович просят вас немедленно к ним пожаловать. И даже приказывают.
     - "Приказывают"? - вспыхнул Бубенцов. - Плевал я на его приказания!
     - Это уж как угодно, только его превосходительство не велели выпускать вас из пределов губернии, пока вы не представите удовлетворительные объяснения в связи с незаконным арестованием зытяцких старейшин и убиением трех зытяков, которые пытались их освободить.
     - Чушь! Всем известно, что зытяки напали на представителей власти с оружием в руках. Сами виноваты. А насчет незаконности арестования старейшин - это мы еще посмотрим.
Быстрый переход