|
Бердичевский! Лазутчица вытянула шею, чтобы посмотреть, в комнате ли Лямпе, и застежка капюшона щелкнула по стеклу - едва слышно, однако Матвей Бенционович встрепенулся, повернулся к окну. Лицо его исказилось от ужаса. Товарищ прокурора сделал судорожное движение нижней челюстью, будто хотел крикнуть, но тут его глаза закатились, и он без чувств уронил голову на подушку. Ах, как скверно! Полина Андреевна даже вскрикнула от досады. Ну конечно, увидев в окне черный силуэт с опущенным на лицо капюшоном, несчастный больной вообразил, что к нему снова явился Василиск. Нужно было вывести Матвея Бенционовича из этого заблуждения, пусть даже ценой риска. Уже не таясь, она прижалась к стеклу, убедилась, что физика в спальне нет, и начала действовать. Окно, разумеется, было заперто на задвижку, но учительнице гимнастики хватило и приоткрытой форточки. Лисицына сбросила сковывавший движения плащ на землю и, явив чудеса гибкости, в два счета пролезла в узкое отверстие. Оперлась пальцами о подоконник, сделала замечательный кульбит в воздухе (юбка раздулась не вполне приличным колоколом, но свидетелей ведь не было) и ловко опустилась на пол. Шуму произвела самый минимум. Полина Андреевна подождала, не донесутся ли из коридора шаги - но нет, все обошлось. Должно быть, физик был слишком увлечен своими диковинными опытами. Придвинув к постели стул, она осторожно погладила лежащего по впалым щекам, по желтому лбу, по страдальчески сомкнутым векам. Смочила платок водой из стоявшего на тумбочке стакана, потерла больному виски, и ресницы Бердичевского дрогнули. - Матвей Бенционович, это я, Пелагия, - прошептала женщина, наклонившись к самому его уху. Тот открыл глаза, увидел веснушчатое лицо с тревожно расширенными глазами и улыбнулся: - Сестра... Какой хороший сон... И владыка здесь? Бердичевский повернул голову, видимо, надеясь, что сейчас увидит и отца Митрофания. Не, увидел, расстроился. - Когда не сплю, плохо, - пожаловался он. - Вот бы совсем не просыпаться. - Совсем не просыпаться - это лишнее. - Полина Андреевна всё гладила бедняжку по лицу. - А вот сейчас поспать вам было бы кстати. Вы закройте глаза, вздохните поглубже. Глядишь, и владыка приснится. Матвей Бенционович послушно зажмурился, задышал глубоко, старательно - видно, очень уж хотел, чтоб приснился преосвященный. Может быть, всё еще не так плохо, сказала себе в утешение Полина Андреевна. Когда называешься - узнаёт. И владыку помнит. Поглядывая на дверь, госпожа Лисицына заглянула в тумбочку. Ничего примечательного: платки, несколько листков чистой бумаги, портмоне. В портмоне деньги, фотокарточка жены. Зато под кроватью обнаружился желтый саквояж свиной кожи. У замка медная табличка с монограммой "Ф.С. Лагранж". Внутри оказались собранные Бердичсвским следственные материалы: протокол осмотра тела самоубийцы, письма Алексея Степановича преосвященному, завернутый в тряпку револьвер (Полина Андреевна только головой покачала - хорош Коровин, нечего сказать, не удосужился в вещи пациента заглянуть) и еще два предмета непонятного происхождения: белая перчатка с дыркой и батистовый платок, грязный. Саквояж госпожа Лисицына решила взять с собой - зачем он теперь Бердичевскому? Осмотрелась - нет ли в комнате еще чего полезного. Увидела на тумбочке у кровати Лямпе пухлую тетрадь. Поколебавшись, взяла, поднесла к горящей лампе, стала перелистывать. Увы, понять что-либо во всех этих формулах, графиках и аббревиатурах было невозможно. |
