Несомненно, у доктора имелись какие-то собственные резоны позлить черноокую красавицу, но и госпожа Лисицына разыграла роль столичной снобки неспроста. Все устроилось именно так, как она замыслила: Полина Андреевна осталась посреди клиники в совершенном одиночестве и с полной свободой маневра. Для того и тальма была сменена на длинный плащ, в котором так удобно передвигаться во мраке, оставаясь почти невидимой.
Итак, цель репризы, приведшей к скандалу и ссоре, была достигнута. Теперь предстояло выполнить задачу менее сложную - отыскать в роще оранжерею, где меж тропических растений обретается несчастный Алеша Ленточкин. С ним нужно было увидеться втайне от всех и в первую голову от владельца лечебницы.
Госпожа Лисицына остановилась посреди аллеи и попробовала определить ориентиры.
Давеча, проходя с Донатом Саввичем к дому сумасшедшего художника, она видела справа над живой изгородью стеклянный купол - верно, это и была оранжерея.
Но где то место? В ста шагах? Или в двухстах?
Полина Андреевна двинулась вперед, вглядываясь во тьму.
Вдруг из-за поворота кто-то вышел ей навстречу быстрой дерганой походкой - лазутчица едва успела замереть, прижавшись к кустам.
Некто долговязый, сутулый шел, размахивая длинными руками. Вдруг остановился в двух шагах от затаившейся женщины и забормотал:
- Так. Снова и четче. Бесконечность Вселенной означает бесконечную повторяемость вариантов сцепления молекул, а это значит, что сцепление молекул, именуемое мною, повторено еще бессчетное количество раз, из чего вытекает, что я во Вселенной не один, а меня бесчисленное множество, и кто именно из этого множества сейчас находится здесь, определить абсолютно невозможно...
Еще один из коллекции "интересных людей" доктора Коровина, догадалась Лисицына. Пациент удовлетворенно кивнул сам себе и прошествовал мимо.
Не заметил. Уф!
Переведя дыхание, Полина Андреевна двинулась дальше.
Что это блеснуло под луной справа? Кажется, стеклянная кровля. Оранжерея?
Именно что оранжерея, да преогромная - настоящий стеклянный дворец.
Тихонько скрипнула прозрачная, почти невидимая дверь, и Лисицыной дохнуло в лицо диковинными ароматами, сыростью, теплом. Она сделала несколько шагов по дорожке, зацепилась ногой не то за шланг, не то за лиану, задела рукой какие-то колючки.
Вскрикнула от боли, прислушалась.
Тихо.
Приподнявшись на цыпочки, позвала:
- Алексей Степаныч! Ничего, ни единого шороха. Попробовала громче:
- Алексей Степаныч! Алеша! Это я, Пелагия! Что это зашуршало неподалеку? Чьи-то шаги?
Она быстро двинулась навстречу звуку, раздвигая ветки и стебли.
- Отзовитесь! Если вы будете прятаться, мне нипочем вас не найти!
Глаза понемногу привыкли к темноте, которая оказалась не такой уж непроницаемой. Бледный свет беспрепятственно проникал сквозь стеклянную крышу, отражаясь от широких глянцевых листьев, посверкивал на каплях росы, сгущал причудливые тени.
- А-а! - захлебнулась криком Полина Андреевна, схватившись за сердце.
Прямо у нее перед носом, слегка покачиваясь, свисала человеческая нога - совсем голая, тощая, сметаннобелая в тусклом сиянии луны.
Здесь же, в нескольких дюймах, но уже не на свету, а в тени, болталась и вторая нога.
- Господи, Господи. |