- Я сама их прежде обожала. Безумно жаль, что в Москве перешли на облегающее.
Или вдруг вовсе переставала обращать внимание на бледную от ярости брюнетку, затеяв с хозяином продолжительный разговор о литературе, которого госпожа Борейко поддержать не желала или не умела.
Доктора, кажется, очень забавляло разворачивавшееся на его глазах бескровное сражение, и он еще норовил подлить масла в огонь.
Сначала произнес целый панегирик в адрес рыжих волос, которые, по его словам, служили верным признаком неординарности натуры. Полине Андреевне слушать про это было приятно, но она поневоле ежилась от взгляда Лидии Евгеньевны, которая, вероятно, с удовольствием выдрала бы превозносимые Донатом Саввичем "огненные локоны" до последнего волоска.
Даже чудесный аппетит московской богомолки послужил Коровину поводом для комплимента. Заметив, что тарелка Полины Андреевны опять пуста, и подав знак лакею, Донат Саввич сказал:
- Всегда любил женщин, которые не жеманятся, а хорошо и с удовольствием едят. Это верный признак вкуса к жизни. Лишь та, кто умеет радоваться жизни, способна составить счастье мужчины.
На этой реплике ужин, собственно, и завершился - скоропостижным, даже бурным образом.
Лидия Евгеньевна отшвырнула сияющую вилку, так и не замутненную прикосновением к пище, всплеснула руками, как раненая птица крыльями.
- Мучитель! Палач! - закричала она так громко, что на столе задребезжал хрусталь. - Зачем ты терзаешь меня! А она, она...
Метнув в госпожу Лисицыну взгляд, Лидия Евгеньевна бросилась вон из комнаты. Доктор и не подумал за ней бежать - наоборот, вид у него был вполне довольный.
Потрясенная прощальным взглядом экзальтированной барышни - взглядом, который горел неистовой, испепеляющей ненавистью, - Полина Андреевна вопросительно обернулась к Коровину.
- Извините, - пожал плечами тот. - Я вам сейчас объясню смысл этой сцены...
- Не стоит, - холодно ответила Лисицына, поднимаясь. - Увольте меня от ваших объяснений. Теперь я слишком хорошо понимаю, что вы предвидели такой исход и употребили мое присутствие в каких-то неизвестных мне, но скверных целях.
Донат Саввич вскочил, выглядя уже не довольным - растерянным.
- Клянусь вам, ничего скверного! То есть, конечно, с одной стороны, я виноват перед вами в том, что...
Полина Андреевна не дала ему договорить:
- Я не стану вас слушать. Прощайте.
- Погодите! Я обещал отвезти вас в город. Если... если мое общество вам так неприятно, я не поеду, но позвольте хотя бы дать вам экипаж!
- Мне от вас ничего не нужно. Терпеть не могу интриганов и манипуляторов, - сердито сказала Лисицына уже в передней, набрасывая на плечи плащ. - Не нужно меня отвозить. Я уж как-нибудь сама.
- Но ведь поздно, темно!
- Ничего. Я слышала, что разбойников на Ханаане не водится, а привидений я не боюсь. Гордо повернулась, вышла.
Одна из рати
Оказавшись за порогом коровинского дома, Полина Андреевна ускорила шаг. За кустами накинула на голову капюшон, запахнула свой черный плащ поплотнее и сделалась почти совершенно невидимой в темноте. При всем желании Коровину теперь было бы непросто отыскать в осенней ночи свою обидчивую гостью.
Если уж сказать всю правду, Полина Андреевна на доктора нисколько не обиделась, да и вообще нужно было еще посмотреть, кто кого использовал во время несчастливо завершившегося ужина. |