|
- В лечебницу доктора Коровина, - сказала Полина Андреевна вполголоса, чтобы не мешать читающему. Покатили дальше. Она жалостно рассматривала перемены в облике владыки, вызванные недугом. Ох, рано он встал с постели. Как бы снова беды не вышло. Но, с другой стороны, лежать в бездействии ему только хуже бы было. В одном месте преосвященный вскрикнул, как от боли. Она догадалась: про Алешу прочел. Наконец, владыка отложил листки, хмуро задумался. Спрашивать ни о чем не спрашивал - видно, толково было изложено. Пробормотал: - А я-то, старик ненадобный, пилюли глотал да ходить учился... Ох, стыдно. Полине Андреевне не терпелось поговорить о деле. - Мне, владыко, загадочные речения старца Израиля покою не дают. Там ведь что выходит-то... - Погоди ты со своими загадками, - отмахнулся Митрофаний. - Про это после потолкуем. Сначала главное: Матюшу видеть хочу. Что, плох? - Плох. День последний. Середина - Очень плох, - подтвердил доктор Коровин. - С каждым днем достучаться до него все труднее. Энтропоз прогрессирует. День ото дня больной делается все более вялым и пассивным. Ночные галлюцинации прекратились, но я вижу в этом не улучшение, а ухудшение: психика уже не нуждается в возбуждениях, Бердичевский утратил способность испытывать такие сильные чувства, как страх, у него ослабился инстинкт самосохранения. Вчера я провел опыт: велел не приносить ему пищи, пока не попросит сам. Не попросил. Так весь день и просидел голодный... Он перестает узнавать людей, если не видел их со вчерашнего дня. Единственный, кому удавалось хоть как-то втянуть его в связный разговор, - сосед, Лямпе, но тот тоже субъект специфический и не мастер красноречия - Полина Андреевна видела, знает. Весь мой опыт подсказывает, что дальше будет только хуже. Если хотите, можете забрать у меня больного, но даже в наимоднейшей швейцарской клинике, хоть у самого Швангера, результат будет тот же. Увы, современная психиатрия в подобных случаях беспомощна. Втроем - доктор, епископ и Лисицына - они вошли в коттедж № 7. Заглянули в спальню. Две пустые кровати - одна, Бердичевского, скомканная, вторая аккуратно застеленная. Вошли в лабораторию. Несмотря на день, шторы задвинуты, свет не горит. Тихо. Над спинкой кресла торчала лысеющая макушка Матвея Бенционовича, в прежние времена всегда прикрытая виртуозным зачесом, а теперь беззащитная, голая. На звук шагов больной не обернулся. - А где Лямпе? - шепотом спросила Полина Андреевна. Коровин голос понижать не стал: - Понятия не имею. Как ни приду, его все нет. Пожалуй, уже несколько дней его не видел. Сергей Николаевич у нас личность самостоятельная. Должно быть, открыл еще какую-нибудь эманацию и увлечен "полевыми экспериментами" - есть у него такой термин. Владыка остался у порога. Глядел на затылок своего духовного чада, часто-часто моргая. - Матвей Бенционович! - позвала госпожа Лисицына. - Вы погромче, - посоветовал Донат Саввич. - Он теперь откликается лишь на сильные раздражители. Она во весь голос крикнула: - Матвей Бенционович! Смотрите, кого я к вам привела! Была у Полины Андреевны маленькая надежда: увидит Бердичевский любимого наставника и встряхнется, пробудится к жизни. На крик товарищ прокурора оглянулся, поискал источник звука. |
