|
Нашел. Но посмотрел только на женщину. Ее спутников взгляда не удостоил. - Да? - медленно спросил он. - Что вам, сударыня? - Раньше он про вас все время спрашивал! - в отчаянии прошептала она Митрофанию. - А теперь и не глядит... А где господин Лямпе? - осторожно спросила она, приблизившись к сидящему. Тот произнес тускло, безразлично: - Под землей. - Видите? - пожал плечами Коровин. - Реакция лишь на интонацию и грамматику вопроса, с бредовым откликом. Новый этап в развитии душевной болезни. Архиерей шагнул вперед, решительно отодвинув доктора в сторону. - Дайте-ка. Физические повреждения мозга - сие безусловно по части медицины, а вот что до болезней души, в которую, как говорили в старину, бес вселился, - это уж, доктор, по моему ведомству. - И, властно повысив голос, приказал. - Вы вот что, оставьте-ка нас с господином Бердичевским вдвоем. И не приходите, пока не позову. Неделю не буду звать - значит, неделю не приходите. Чтоб никто, пи один человек. Понятно вам? Донат Саввич усмехнулся: - Ах, владыко, не по вашей это епархии, уж поверьте. Этого беса молитовкой да святой водицей не изгонишь. Да и не позволю я у себя в клинике средневековье устраивать. - Не позволите? - прищурился архиерей, оглянувшись на доктора. - А разгуливать больным меж здоровых позволяете? Что это вы здесь, в Арарате, за смешение устроили? Не разберешь, которые из публики вменяемые. И так на свете живешь, не всегда понимаешь, кто вокруг сумасшедший, кто нет, а у вас на острове и вовсе один соблазн и смущение. Этак и здравый про самого себя засомневается. Вы лучше делайте, что вам сказано. Не то воспрещу вашему заведению на церковной земле пребывать. Коровин далее спорить не осмелился. Развел руками - мол, делайте что хотите, - повернулся да вышел. - Пойдем-ка, Матюша. Епископ ласково взял больного за руку, повел из темной лаборатории в спальню. - Ты, Пелагия, с нами не ходи. Когда можно будет - кликну. - Хорошо, отче, я в лаборатории подожду, - поклонилась Лисицына. Бердичевского владыка усадил на кровать, себе пододвинул стул. Помолчали. Митрофаний смотрел на Матвея Бенционовича, тот - в стену. - Матвей, неужто вправду меня не узнал? - не выдержал преосвященный. Только тогда Бердичевский перевел на него взгляд. Помигал, сказал неуверенно: - Вы ведь духовная особа? Вот и панагия у вас на груди. Ваше лицо мне знакомо. Должно быть, я вас во сне видел. - А ты меня потрогай. Я тебе не снюсь. Разве ты не рад мне? Матвей Бенционович послушно потрогал посетителя за рукав. Вежливо ответил: - Отчего же, очень рад. Посмотрел на владыку еще и вдруг заплакал - тихонько, без голоса, но со многими слезами. Проявлению чувств, пускай даже такому, Митрофаний обрадовался. Принялся поглаживать убогого по голове и сам всё приговаривал: - Поплачь, поплачь, со слезами из души яд выходит. Но Бердичевский, кажется, пристроился плакать надолго. Все лил слезы, лил, и что-то очень уж монотонно. И плач был странный, похожий на затяжную осеннюю морось. Преосвященный весь свой платок измочил, утирая духовному сыну лицо, а платок был изрядный, мало не в аршин. Нахмурился епископ. - Ну-ну, поплакал и будет. |
