|
Название у книжки такое. - И Маруся произнесла безо всякой запинки. - "Лайф-ин-арабиан-харем-син-фром-инсайд" <"Жизнь в арабском гареме, увиденная изнутри" (англ.)>. Это по-американски, а по-нашему: "Сказ про арапских мужиков". Говорит, вся Америка такую книжку купит, мильон денег заработаю. Анька баба ученая, а умная - страсть. Почти как Фатимка. Потом, говорит, поеду в страну Китай, выйду замуж за китайца. Тоже книжку напишу: "Сказ про китайских мужиков". Бабы должны знать, как нашей сестре где живется. Заинтригованная Полина Андреевна воскликнула: - Да как же она уедет? Ведь она замужем! - Очень запросто. Здесь это легче легкого. Салаша три раза скажет: "Ты мне больше не жена", и все - езжай куда хочешь. - А если не скажет? - Скажет, куда ему деться. И не три раза, а тридцать три. Баба мужика завсегда доведет, если пожелает. А уж три бабы того паче... Маруся перевела Фатиме, та опять кивнула. Сидеть вот так втроем, пить крепкий вкусный кофе и разговаривать о женском для монахини было непривычно и увлекательно - на время она даже забыла о неотложном деле. - Да как вы все уживаетесь с одним мужчиной? - Очень отлично. Одной Фатимке с ним трудно было: и хозяйство веди, и за детями доглядывай. Вот она и позвала меня в жены - мы на базаре познакомились. Видит, баба я крепкая, работящая, с совестью. - И Салах согласился? Маруся засмеялась, передала вопрос товарке. Та тоже прыснула. Сказала (а Маруся перевела на русский): - Кто же его спрашивал? Полине Андреевне все это было ужас до чего любопытно. - А чем у вас американка занимается? - Анька-то? Детей учит и в постеле за нас отдувается, особенно по жаркому времени. Она молодая, тощая, ей нежарко. Опять же для книжки ейной польза. Когда допишет, уйдет - другую заместо ее возьмем, тоже молоденькую. Уже порешили. Какую ни то жидовочку из здешних. Они бойкие. - Разве ислам дозволяет на еврейках жениться? Маруся удивилась: - А ты что ж, думала, я свою веру на ихнюю променяла? Нет уж, в какой родилась, в такой и помру. Салаша меня неволить не стал. Ислам - вера незлая, хорошая. Крестьянки и юдейки по-ихнему "люди Книги" считаются, Библии то есть. На них жениться не зазорно. Это на поганых язычницах нельзя, а кто их видел, язычниц-то? Тут Фатима впервые произнесла что-то, не дожидаясь перевода. - Спрашивает, зачем тебе так надо в Мегиддо? - Очень нужно одного человека отыскать, а Салах не хочет, боится. Даже за пятьдесят рублей. Усатая толстуха внимательно смотрела на гостью, будто оценивала. - Очень любишь его? От неожиданного вопроса Пелагия смешалась, не зная, как объяснить. Проще всего было соврать: - Да... Сказала - и густо покраснела. Стыдно инокине врать-то. Но Фатима поняла по-своему. - Говорит: раз красная стала, значит, вправду сильно любишь. Жены поговорили между собой по-арабски. Потом старшая погладила Полину Андреевну по щеке и сказала что-то короткое. - Поедет, - перевела наташка Маруся. - А пятьдесят целковиков Фатимке отдай. Закавыка Длительное путешествие по волнам, горам и долинам настроило Якова Михайловича на философский лад. В его профессии нечасто выпадало этак вот мирно, неспешно перемещаться по лику матушки-Земли. Особенно отрадно было на водном отрезке пути. Следить за объектом незачем - куда она денется, с корабля-то. Наоборот, требовалось держаться подальше, чтоб не намозолить глаза. За время плавания Яков Михайлович даже покруглел от сытного питания и здоровой дремы на палубе. Однако благоприобретенное жировое наслоение улетучилось быстро. Отмахайте-ка по жаре семьдесят верст на своих двоих. Сойдя на берег, Яков Михайлович счел необходимым преобразиться - на пароходе был незаметным господином в панаме и полотняной паре, а стал еще более незаметным мужичком-паломником. |
