Изменить размер шрифта - +

Подхватил полы своей рубахи и заспешил прочь.
Михл догнал его, схватил за плечо.
- Ребе, я с вами! Дорога в Мегиддо дальняя, там всюду разбойники, вы один пропадете! Я сильный, я буду вас защищать. А вы за это научите меня шестнадцати буквам!
И посмотрел на Эммануила так, словно от ответа зависела вся его жизнь.
Однако тот помотал головой.
- Почему? - крикнул Бык.
Ты, сказал фокусмахер, не выучишься этим буквам. Тебе не нужно. И идти со мной тебе тоже не нужно. Со мной ничего не будет, Бог защитит меня от напастей. Меня, но не тех, кто со мной. Поэтому я теперь всюду хожу один. А ты, если хочешь стать евреем, станешь им и без меня.
И понесся вприпрыжку в сторону Навозных ворот.
Едва он скрылся за углом, полминуты не прошло, появился рав Шефаревич, с ним два турецких жандарма.
- Где он, евреи? - закричал великий человек.
- Там, там! - показали евреи.
Генэх перевел жандармам на турецкий: "Там, там", и турки побежали догонять нарушителя спокойствия.
А несколько минут спустя вернулись, охая и хромая. У одного голова разбита, другой выплевывает кровь и зубы.
Евреи не поверили своим глазам: неужто худосочный бродяга мог так отделать двоих здоровенных держиморд?
Полицейские же несли околесицу. Якобы совсем почти догнали они бродягу, он едва шмыгнул от них в закоулок. Служивые кинулись следом - и вдруг в темном проходе случилось ужасное. Дьявольская сила схватила за шиворот одного и с размаху приложила об стену, так что он упал без чувств. Второй не успел оглянуться - с ним приключилось то же самое. "Шайтан, шайтан!" повторяли перепуганные служаки, а рав Шефаревич процедил: "Га-Сатан!" и сплюнул.
Ловок оказался фокусмахер, а по виду не скажешь.
В тот же день, вечером, Михл-Бык ушел. Да и как ему было не уйти после того, что произошло около Стены Плача?
На прощание сказал: "Пойду, поброжу по земле. Посмотрю, что за Африка такая. И еще Америка".
Пришил к белой рубахе синюю ленту и ушел. Истребился из народа своего...
Вот что случилось в первую субботу после еврейской Пасхи. Но шиксе Шмулик не стал рассказывать ни про Михла-Быка, ни про голоногого фокусника, ворующего еврейские души, а сказал только:
- Человек, про которого вы спрашиваете, был здесь и ушел.
- Когда? - встрепенулась русская.
- Две недели назад.
- А не знаешь ли ты, куда он ушел?
Шмулик заколебался, говорить или нет. А что такого? Почему не сказать?
- Он говорил про Изреэльскую долину, про древний город Мегиддо и про каких-то саддукеев.
- Мегиддо? - переспросила шикса, и ее глаза испуганно расширились. - О, Господи! А где это и как туда попасть?
Достала из саквояжа малую книжечку. В ней раскладной листок с географической картой.
Шмулик хотел сказать глупой, что путь в Изреэльскую долину долог и труден, что Эммануил все равно туда не попадет, ибо в одиночку никто в те места не ходит - там полным-полно разбойников. А уж европейской женщине в такой глуши и подавно появляться незачем.
Хотел, да не успел, потому что ненароком оглянулся, и внутри все помертвело. Проклятый литвак, что давеча таращился на улице, оказался настырным: потащился следом и вон - выглядывает из-за угла. Страшно представить, что он наврет раву Шефаревичу. Единственная надежда: может, не распознал, из какого ешибота любитель болтать с шиксами?
И Шмулик стремглав дунул в ближайший переулок, нырнул в глубокий дверной проем, затаился.
Мимо процокали дамские каблучки - это прошла шикса. Через минуту в том же направлении прошелестели мягкие, приглушенные шаги.
Слава Тебе, Господи. Пронесло.

Жизнь в арабском гареме, увиденная изнутри

Мегиддо? Саддукеи?
Полина Андреевна быстро шла по щелеобразному переулку, эхо ее звонких шагов отлетало от стен, меж которыми было не более сажени.
Быстрый переход