|
Молодой человек прошелестел: - Здравствуйте. Взгляд у него был мягчайший, прямо шелковый. Ростовщик же только кивнул. Посмотрел на вошедшего еще раз, подольше, и протянул руку ладонью кверху. - Показывайте. - Что показывать? - удивился Бердичевский. - Что принесли, то и показывайте. - С чего вы взяли, будто я вам что-то принес? Голосовкер закатил глаза, вздохнул и терпеливо, как малахольному, объяснил: - Ко мне приходят либо-либо. Либо чтоб взять ссуду, либо чтоб заложить вещь. Вы же не цудрейтер, чтобы думать, будто я дам ссуду незнакомому человеку? Нет, вы не цудрейтер. Еврей, если он цудрейтер или, выражаясь культурно, идиот, не носит шляпу-котелок за двенадцать рублей и пиджак английского твида за сорок или даже сорок пять целковых. Значит, вы принесли вещь. Ну, что там у вас? Золотые часы? Кольцо с камнем? Он сдвинул очки на кончик носа, вместо них спустил со лба на глаз лупу, пощелкал пальцами. - Давайте, давайте. Я, конечно, не цадик и не раввин, но в пятницу вечером хожу в синагогу, а потом пою "Шалом алейхэм, мал'ахэй га-шалом" и сажусь за праздничный стол. Кеша, а вы что возитесь? - повернулся он к блондину. - Ей-богу, лучше бы я нанял какого-нибудь еврея-безбожника, чтобы сидел в конторе в пятницу вечером и в субботу. - Сейчас-сейчас, Эфраим Лейбович, - кротко молвил Кеша и застрочил в книге с удвоенной скоростью. - Что-то я не вижу в описи бирюзовых бус мадам Слуцкер. Разве она не придет их выкупать? Завтра последний день. - Придет, конечно, несмотря на субботу, и будет плакать, но денег у нее нет, а значит, отдавать бусы ей не придется. Я запираю их в сейф. Пользуясь паузой, Матвей Бенционович разглядывал "паука", пытаясь определить, как с таким разговаривать. Наверное, лучше всего попасть в его же собственный тон. - Ничего я вам не принес, мсье Голосовкер, - сказал статский советник, и голос сам собой заплел певучую интонацию, казалось, навсегда вытесненную долгими годами учебы и государственной службы. - Наоборот, хочу у вас кое-чего взять. Ростовщик убрал руку, прищурился. - Я буду давать кое-чего незнакомому человеку, хоть бы даже и в шляпе-котелке? По-вашему, я шлимазл? Бердичевский сдержанно улыбнулся. - Нет, мсье Голосовкер, вы не шлимазл. Великий Ибн-Эзра сказал: "Если шлимазл вздумает стать гробовщиком, люди перестанут умирать, а если шлимазл станет продавать светильники, то перестанет заходить солнце". У вас же с коммерцией, насколько мне известно, всё в полном порядке. - Насколько вам известно? - переспросил Голосовкер. - А могу я поинтересоваться, насколько именно вам известно? Вы, извиняюсь, кто такой будете и откуда? - Мордехай Бердичевский, - поклонился прокурор, назвавшись именем, которое носил до крещения. - Из Заволжска. И я в самом деле о вас много кой-чего знаю. - Заметив, как напряглось при этих словах лицо хозяина, Матвей Бенционович поспешно добавил. - Не бойтесь, мсье Голосовкер. Я хочу попросить у вас то, что охотно даст любой еврей, - совета. - И вы приехали в Житомир из Заволжска, чтобы спросить у Эфраима Голосовкера совета? - недоверчиво прищурился ростовщик. - Вы засмеетесь, но так оно и есть. Засмеяться Эфраим Лейбович не засмеялся, но улыбнулся - немножко встревоженно и вместе с тем польщенно. Бердичевский покосился на молодого человека, который всем своим видом показывал, что занят работой, ничего вокруг не видит и не слышит. - Говорите, мсье Бердичевский. Кеша хороший мальчик, а идише харц <еврейское сердце (идиш).>, хоть и кацап. Он знает: что сказано в этих стенах, в этих стенах и останется. Обладатель еврейского сердца будто и не слышал лестной аттестации - сосредоточенно зашуршал страницами, что-то там выискивая. Прокурор тем не менее понизил голос: - У меня в Заволжске ссудно-кредитное товарищество - вроде как у вас. |
