Изменить размер шрифта - +
Стрижен пророк был по-мужичьи, в кружок, но давно, не менее полугода назад, так что волосы отросли и свисали почти до плеч.
- Жду, - ответил Мануйла-Эммануил. - Луна еще не совсем в се'едине неба. Это называется "в зените". Нужно немножко подождать.
- А... а что будет, когда луна окажется в зените?
- Я встану и пойду вон туда. - Он показал в дальний угол сада.
- Но там же забор.
Пророк оглянулся, словно их кто-то мог подслушать, и заговорщическим шепотом сообщил:
- Я п'оделал в нем ды'ку. Когда был здесь 'аньше. Одна доска отодвигается, и тогда че'ез монастый можно подняться на го'у.
- Но почему нельзя подняться по улице? Она тоже ведет в гору, - тоже понизила голос Пелагия. Он вздохнул.
- Не знаю. Я п'обовал, не получается. Наве'но, всё должно быть в точности, как тогда. Но главное, конечно, полнолуние. Я совсем п'о него забыл, а тепей вспомнил, 'аньше-то Пасха всегда в полнолуние, это тепей евъеи всё пе'епутали.
- Что перепутали? - наморщила лоб сестра, тщетно пытаясь найти в его словах смысл. - Зачем вам полнолуние?
- Я вижу, ты п'ишла сюда, чтобы погово'ить со мной, - сказал вдруг Эммануил. - Гово'и.
Пелагия вздрогнула. Откуда он знает?
А пророк поднялся на ноги, оказавшись на целую голову выше монахини, и заглянул ей в лицо. В его глазах поблескивали лунные искорки.
- Ты хочешь меня о чем-то п'евенти'овать, - произнес картавый щурясь, словно читал вслух в полутьме и от этого ему приходилось напрягать зрение.
- Что?
- Ты долго искала меня, потому что хочешь п'евенти'овать о чем-то плохом. Или о том, что тебе кажется плохим. Мне будет инте'есно гово'ить с тобой. Но тепей уже по'а. Если хочешь, пойдем со мной. Погово'им до'огой.
Он поманил ее рукой и направился к изгороди.
Одна из досок и в самом деле оказалась прибитой лишь на верхний гвоздь. Эммануил отогнул ее и протиснулся в щель.
Пребывающая в странном онемении Пелагия поступила так же.
Они прошли темным двором какого-то монастыря, потом через калитку вышли в переулок, всё время поднимаясь в гору.
По обеим сторонам были арабские лачуги, свет ни в одной из них не горел. Один раз, на повороте, монахиня оглянулась и увидела напротив Храмовую гору, увенчанную круглой нашлепкой Омаровой мечети. Освещенный луной Иерусалим казался таким же мертвым, как расположенное напротив еврейское кладбище.
Спохватившись, что так и не назвала себя, инокиня сказала:
- Я Пелагия, монахиня...
- А, Х'истова невеста, - засмеялся Эммануил. - У Божьего сына столько невест! Больше, чем у ту'ецкого султана. И хоть бы одна сп'осила, хочет ли он на ней жениться.
Богохульная шутка покоробила Пелагию, сбила особенное, полумистическое настроение, возникшее под влиянием луны и Гефсиманского сада.
Какое-то время они поднимались молча. Пора всё ему объяснять, подумала сестра и начала - сдержанно и сухо, еще не забыв остроту насчет Христовых невест:
- У меня плохая весть. Вам угрожает смертельная опасность. У вас есть могущественные враги, которые хотят вас убить и ни перед чем не остановятся. То, что вы уехали из России, ваших врагов не...
- В'ажда - субстанция обоюдная, - легкомысленно перебил ее предводитель "найденышей". - 'аз я никому не в'аг, то и у меня не может быть в'агов. По-моему, 'езонно. Люди, о кото'ых ты гово'ишь, ошибаются, думая, что я могу п'ичинить им зло. Мне бы нужно с ними погово'ить, и всё 'азъяснится. Я с ними обязательно погово'ю - если сегодня опять не удастся. А если удастся, меня здесь больше не будет, и тогда они успокоятся.
- Что удастся? - спросила сбитая с толку Пелагия.
- Я бы тебе объяснил, но ты все 'авно не пове'ишь.
- Ах, да не станут они с вами разговаривать! Они хотят вашей смерти.
Быстрый переход