|
Это всё, что успела разглядеть монахиня, потому что в следующий миг луна спряталась за маленькое облако, и стало совсем темно. Путник прошел близко, в каких-нибудь пяти шагах, но инокиня так и не поняла, тот ли это, кого она ждет. Стала смотреть вслед - повернет в сад или нет. Повернул. Значит, он! Тут и луна высвободилась из недолгого плена, так что Пелагия разглядела спутанные волосы до плеч, белую рубаху и темный пояс. - Он! - воскликнула она уже вслух и хотела кинуться за вошедшим в сад, но здесь случилось непредвиденное. Кто-то схватил ее за руку и рывком развернул. Пелагия и Салах так сосредоточенно смотрели в спину человеку с посохом, что не заметили, как к ним подкрался еще один. Это был мужчина устрашающего вида. Бородатый, широкоплечий, с плоским свирепым лицом. За плечом его торчал приклад карабина. На голове был повязан арабский платок. Одной рукой незнакомец держал за шиворот Салаха, другой - за локоть Пелагию. - Что за люди? - прошипел он по-русски. - Почему таитесь? Против него умышляете? Кажется, он лишь теперь разглядел, что перед ним женщина, и локоть выпустил, но зато схватил палестинца за ворот обеими руками, да так, что почти оторвал от земли. - Русские, мы русские, - залепетал перепуганный Салах. - Что с того, что русские! - рыкнул ужасный человек. - Его всякие сгубить хотят, и русские тож! Зачем тут? Его поджидали? Правду говорите, не то... И взмахнул таким здоровенным кулачищем, что бедный палестинец зажмурился. Богатырь без труда удерживал его на весу и одной своей ручищей. Оправившись от первого потрясения, Пелагия быстро сказала: - Да, мы ждали Эммануила. Мне нужно с ним говорить, у меня для него важное известие. А вы... вы кто? Вы из "найденышей", да? - "Найденыши" - это которые свою душу спасают, - с некоторым презрением молвил бородач. - А я его спасать должон. Моя душа ладно, пускай ее... Только бы он живой был. Ты сама кто? - Сестра Пелагия, монахиня. Реакция на это вроде бы совершенно безобидное представление была неожиданной. Незнакомец швырнул Салаха наземь и схватил инокиню за шею. - Монахиня! Ворона черная! Это он, кощей, тебя прислал? Он, он, кто ж еще! Говори, не то глотку разорву! Перед лицом помертвевшей Пелагии сверкнуло лезвие ножа. - Кто "он"? - выдохнула полузадушенная, переставшая что-либо понимать сестра. - Не бреши, змея! Он, самый главный над вашим крапивным семенем начальник! Вы все на него шпиёните, заради него пролазничаете! Главный над крапивным семенем, то есть над духовенством начальник? - Вы про обер-прокурора Победина? - Ага! - возликовал бородатый. - Созналась! Лежи! - пнул он попытавшегося сесть Салаха. - Я раз уж спас Мануилу от старого упыря, и сызнова спасу! - Широкий рот оскалился в кривозубой улыбке. - Что, поминает, поди, Кинстянтин Петрович раба божьего Трофима Дубенку? - Кого? - просипела Пелагия. - Неужто не сказывал тебе, как святого человека облыжно в покраже обвинил да в кутузку упек? А меня сторожить приставил. Я при Кинстянтин Петровиче сколько годов псом цепным прослужил! Так и сдох бы собакой, не поднялся бы до человеческого звания! "Ты, говорит, Трофимушка, постереги этого вора и смутьяна, он человек опасный. Нет у меня доверия к полицейским стражникам. Дозавтра постереги в участке, не давай ему ни с кем разговоры разговаривать, а утром я приказ добуду, в Шлисельбурскую крепость его перевести". Пелагия вспомнила рассказ Сергея Сергеевича о краже у обер-прокурора золотых часов. Вот что на самом деле-то произошло! Не было никакой кражи, и не отпускал великодушный Константин Петрович мнимого воришку, а совсем напротив. Усмотрел многоумный обер-прокурор в бродячем пророке какую-то нешуточную для себя опасность. Для начала засадил в полицейский участок и приставил своего подручного, а потом озаботился бы и поосновательней упечь - побединские возможности известны. |
